"Геннадий Головин. День рождения покойника (Повесть) " - читать интересную книгу автора

я - тебе". А у меня как раз новые кирзовые сапоги на ногах оказались. Ну, я
кому надо и сунул. Сам теперь, видишь, в чем хожу? - и для убедительности
шевелил сквозь дырку в сандалете пальцами ног.
Второй вопрос проистекал из первого. Задавали его тоже словно бы и
шутейно, но ответа почему-то ожидая с напряженностью:
- Ну, и как там? - И пальцем в небо.
- А-а! Да вообще-то, отлично! Знал бы, что так встречать будете, ни за
что бы не убег! Там - что ты! - каждый день на пятнадцать минут по
водопроводу пиво пускают! Веришь?
Кто их знает... Может, и верили, обалдуи. Но, как сказано, очень скоро
надоела Василию эта темнота, кемпендяйство это дремучее. У него даже
характер - он заметил - портиться начал. Шутки стал позволять себе очень
даже невыдержанные. Кузе, например, брякнул однажды ни с того, ни с сего:
"Скоро помрешь! Сарделькой подавишься!" И сам себе огорчился: очень уж
сладкое удовольствие почуял при виде тут же окоченевшего от страха Кузьмы...
Ну, конечно, один раз и отметелить его попробовали, не без этого. Возле
пакгауза три каких-то бича набросились. Один успел пригрозить: "Еще раз в
порту появишься!.." - да только не договорил, сердечный. Вася не вполне
джентльменским приемом, ногой по требухе, его угомонил. А остальные и так -
от простого загробного улюлюкания - чесанули, как чечеточники.
Вообще, какая-то сварливость в душе у Васи завелась. Особенно донимал
теперь лилипутика, который с наглядной агитацией хлопотал. И карточки,
видите ли, криво висят, и на позолоту поскупились, и вообще - неграмотно.
Ну, а когда он в музей проник, то чуть не до слез карапуза-активиста
довел! Мелкая правда факта была ему, малообразованному, куда важнее, нежели
крупная Правда-истина. Орал:
- Подумай, куриная голова! Ежели все сгорели, то как патефон мог в
живых остаться да еще с пластинкой: "Сегодня мы не на параде"?! Тебя же
засмеют!
- А они, может, в ремонт его как раз отдали...
- Тебя, вместе с начальством твоим, в ремонт надо! А это что? "Любил в
редкую минуту отдыха одеть Епифан Елизарыч Акиньшин валенки с галошами
Чертовецкой пимокатной фабрики "Борец"... Во-первых, размер не его - у
Елизарыча тридцать восьмой был, на портянку. А во-вторых, где это видано,
обалдуй, чтобы пимокатная фабрика галоши выпускала? Все переделать к
чертовой матери!
- Кто вы такой?! - пытался протестовать человечек. - Почему вы экспонат
в карман лежите?!
- Я те покажу экспонат! - совсем тут взъерепенился Пепеляев. - Это моя
собственноручная расческа. Под суд отдам! Грабите мать-старушку, а я из-за
вас нечесаный ходи?! Ж-жулье! Все переделать! Не конструировал в период
отпуска Валерка-моторист эту бандуру! Он в отпуске самогонный аппарат
сладил. Он - золотые руки был! А ты про него чего написал? "Нежный отец"!
Он - не нежный отец, он - герой! Он по трем исполнительным листам платил! И
не думал Василий Пепеляев в последнюю минуту о том, как спасти ценный груз:
баржа порожняком шла! В последнюю, вот эту самую, минуту я, Пепеляев, вот
что думаю (тут он заговорил тихо и доходчиво): схожу-ка я сейчас за своим
любимым огнеметом и пожгу тут у вас все к чертовой матери, чтобы людям
головы не дурили!
При этих словах человечек жалобно пискнул, пригнулся и выбежал прочь -