"Геннадий Головин. Чужая сторона" - читать интересную книгу автора

повернулся:
- Не знаю я ничего. Она же померла уже. Когда уезжал, сестра позвонила:
померла уже. Мне на похороны бы успеть!
- Ну, это ты навряд ли успеешь, - безжалостно и просто сказал
грузный. - Хотя... - Тут он стал разглядывать дату отправления. -
Одиннадцатое, что ли? А нынче вроде бы только двенадцатое. Если бы тебе до
Турищева добраться, оттуда трасса на Москву - машин много...
Вернул телеграмму. Стал молча курить, не столько размышляя о чем-то,
сколько - было заметно - что-то с трудом в себе преодолевая.
Чашкин, утомленный плачем, с покорством, но без всякой надежды смотрел
на него.
- Видишь почту? - сказал наконец мужик. - Минут через двадцать
подойдешь. Мне вообще-то в Химмаш ехать, но я тебя до Турищева подброшу,
может. Ну, только смотри, отец! Если обманул... - Тут же, впрочем, эту
неуместную угрожающую ноту оборвал.
С облегчением сунулся в карман, протянул трешку.
- Ты тут тем временем поешь чего-нибудь. Не дело - со стола недоедки
таскать! - И пошел вниз по ступенькам, не оглядываясь.
Чашкин смотрел вслед ему ошеломленно.
"Почта"? - вспомнил он вдруг. Повернулся было к дверям буфета, но тут
же сделал еще один оборот и, боясь передумать, пошел к домику, на который
показал шофер.
- "БЕЗ МЕНЯ НЕ ХОРОНИТЕ ИВАН", - прочитала девчонка вслух и быстро
побежала карандашом по бланку, подсчитывая слова. - Срочная? - Она с
мимолетным любопытством глянула в лицо Чашкину.
- Не знаю, - растерялся Иван. - А хватит? - И показал трехрублевую свою
бумажку.
Хватило. Осталась еще и мелочь.
С чувством, что он совершил непоправимую глупость, истратив все деньги,
он снова пришел к буфету.
- Хлеба дай, - сказал он продавщице, красномордой бабе с мелкими,
чахлыми кудряшками на голове.
Она будто бы даже с наслаждением сразу заорала:
- Что-о?! - с долгожданным удовольствием заорала во весь свой пропитой
голос: - На все?! А что я буду людям к горячему давать?
- Ну дай хоть сколько-нибудь... - попросил Чашкин, внезапно оробевши.
Баба смахнула его копейки в сторону. Пренебрежительно и грубо тюкнула
три-четыре раза тесаком по буханке, толкнула Чашкину куски по мраморной
грязной поверхности прилавка: "На!"
Запихивая куски в карман, Чашкин отошел, не осмелившись спросить сдачи.
Теперь у него опять не было ни копейки. Зато был хлеб.

Странное дело, но, совершив несомненное благодеяние, водитель в
дальнейшем стал словно бы испытывать сожаление от случившегося с ним.
Сделался хмур, неразговорчив, будто бы даже и враждебен.
На вопрос об имени отозвался свысока:
- А тебе-то зачем? - Потом все же добавил: - Юркой зови. Не ошибешься.
Чашкин примолк. Юрка тоже минут двадцать вел машину молча. Яростно, с
азартной ненавистью выкручивал баранку, не давая машине сползти в
разъезженную колею.