"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

лучше целлофановый. Перкалевый платок не в состоянии защитить ее сдобный,
очень сладкий хлебец с миндалем и анисом (настоящее пирожное, бормочет она,
чуть не плача).
Первый город.
Ана Пауча входит в него пыхтя, как те старые перегруженные поезда, что
неутомимо снуют между маленькими провинциальными станциями. Ана-поезд входит
в вокзал, с трудом волоча свои опухшие, израненные ноги. Глаза ее воспалены
от солнца и ветра, от неожиданного ночного холода на высоких холмах сьерры.
Перекинутый через левое плечо узелок тяжело давит на спину, точно гроб.
Серый и грязный вокзал, окутанный, словно целлофаном, непроницаемой
пеленой дыма, похож на какой-то странный букет цветов из бетона, дерева и
железа. Пожалуй, его оживляет лишь тяжелое астматическое дыхание,
порожденное бесконечной усталостью. Дыхание уставшего атлета, который должен
преодолевать препятствия, метать диск, ядро, копье, обливаться потом, снова
и снова лезть из кожи вон, и так - до конца состязаний. И несмотря на адские
свистки и лязг буферов, здесь повсюду словно хоронится упорная, неотвязная
тоска по тишине. Она как бы притаилась, эта готовая народиться тишина,
стережет, не выпадет ли ей вдруг случай установиться, утвердиться.
Кажется, что грязь покрыла людей и животных, разъела облицованный
керамической плиткой высокий цоколь, которым отделаны служебные помещения.
Никогда Ана Пауча не видела столько грязных лиц, столько черных ногтей,
столько выпачканных в мазуте куриных перьев, столько морд и лап, которые
словно вылезли прямо из навозной кучи, столько вылинявших детских платьиц.
Объедки из вагонов-ресторанов свалены в окруженной колючей проволокой
загородке для помоев, и там копошиться куры и валяются свиньи. Вымыв руки в
фонтане не площади, Ана Пауча замечает, что на них осталось что-то вроде
жирной пленки. Она вдруг решает не мыть здесь лицо. В пути наверняка
попадется какая-нибудь речка. Она заходит в уборную достать из-под пояса
немного денег, чтобы купить на неделю хлеба и кусок сала. Укрывшись от
посторонних взглядов, она подсчитывает свои сбережения, пользуясь, словно
бусинами четок, костяшками пальцев, перебивая их во время своей долгой и
трудной молитвы о деньгах.
А на привокзальной площади, на лотках, чего только нет - Ана таких
вещей никогда и не видывала. Кружевные веера из нейлона или расписной
бумаги, на которых красуются розы самых невообразимых цветов, грациозные
матадоры, цыганки в платьях со сборками, быки с бантами на шее, щеголи с
прическами словно у дорогих потаскух (познания из некоторых книг, которые
сын Аны, малыш, читал ей до войны). И еще много всякой всячины: позолоченная
чеканка с изображением андалусской Золотой Башни, манильские шали (давняя
мечта Аны-нет), кордовские шляпы. Пресвятые Девы. Все подряд. А иначе
говоря - одна Пресвятая Дева во всех своих ипостасях. Бесчисленных. И еще
фрукты. И пирожные. (Но не такие, как у нее. Пирожные-однодневки.)
Путеводители и планы города, где обозначены музеи и церкви с кратким
описанием подвигов конкистадоров и чудес святых - местных уроженцев,
почтовые открытки с портретом девушки, избранной в минувшем году королевой
на конкурсе красоты, афиши, извещающие о корриде, которая состоится "в
воскресенье, 30 мая, ровно в 19 часов 30 минут, и является частью
официальной программы празднеств в честь Скорбящей Богоматери, грандиозной
корриде с участием diestros[1] Антонио Ордонеса, Эль Кордобеса, Курро Ромеро
и других", - все это предлагается с таким шумом и гамом, с таким изобилием