"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

аллегорическую фигуру, сродни героиням античной трагедии. Это не просто
несчастная, убитая горем нищая старуха, уныло бредущая по дорогам Испании, а
Народ, не желающий больше мириться со своей горестной участью, Личность,
утверждающая себя в обезличенном мире, Мать, совершающая подвиг во имя
материнской любви, Жизнь, бросающая вызов Смерти, Свет, побеждающий Тьму.
Автор как бы переводит все изображаемое в романе из бытового плана в
бытийный, придает повествованию особую внутреннюю "подсветку", которая
превращает его в роман-притчу, но не холодно-рационалистическую,
интеллектуальную (каких сейчас появляется немало в литературах разных
стран), а скорее лирически окрашенную притчу поэтически-фольклорного склада,
проникнутую острым ощущением трагизма, исполненную боли и гнева.
Гротескно представленные сатирические образы социально-конкретной
испанской действительности создают в романе зловещий, кажущийся почти
фантастическим фон скорбного пути Аны Паучи. Невольно у читателя возникают
ассоциации с произведениями великого испанского художника Франсиско Гойи,
который в графической серии "Капричос", стремясь в предельно обобщенном виде
показать античеловечность и антинародность правящих классов и духовенства,
наполнил свои офорты сонмом чудовищ, фантасмагорическими персонажами,
мрачными тенями. Перекликается с Гойей и восприятие войны у Гомеса-Аркоса.
Глубина и сила человеческого горя Аны Паучи после гибели ее мужчин вызывают
в памяти воздетые в отчаянии к небу руки женщин из серии офортов "Бедствия
войны". А когда героиня романа попадает в бродячий цирк, в книге возникают
фигуры, словно сошедшие с листов Гойи "Нелепицы" ("Пословицы"), где
изображены уродливые карлицы, гиганты на ходулях и тому подобные персонажи.
Конкретно-историческая реальность Испании была настолько ужасной и
бесчеловечной, что казалась нереальной, фантастической. Так было и во
времена Гойи, и в годы кровавой франкистской диктатуры. Гомес-Аркос следует
национальной традиции в художественно обобщенном изображении трагизма
испанской истории. Роман поэтому нельзя читать без волнения. И никакой
пересказ не в силах дать о нем точного представления. "Сюжет этой книги, -
пишет известный французский критик Робер Кантер, - так прост, сила
эмоционального воздействия так велика, что кажется невозможным и даже
бессмысленным пытаться говорить о нем". Такой эффект нерасчлененности,
внутренней спаянности составных элементов романа создается органичным
сплавом живой авторской речи с развернутым внутренним монологом героини
романа, бытовой реальности с поэтическими метафорами, социально-конкретных,
почерпнутых из современной действительности сцен с фольклорными приемами и
мотивами. Эмоциональная сила воздействия достигается также особым, нервным
ритмом повествования, где короткие, усеченные фразы (автор произносит их,
как бы задыхаясь от волнения) сочетаются с длинными повествовательными
периодами-раздумьями.
С первых же строк романа слышатся интонации старинных испанских
романсеро, которые обычно начинались с обращения к герою: "Ана Пауча,
пробудись. Покинь свой дом, прежде чем родится новое солнце. Луна умерла.
Никто не заметит твоего ухода. Никто. Ни человек. Ни зверь. Ни звезда. Для
того, что ты надумала, не нужны свидетели". Такой фольклорный зачин сразу
придает всем действиям Аны Паучи особо значительный, как бы эпический
характер, что усиливается проходящими через всю книгу сказовыми повторами,
постоянными эпитетами и другими стилистическими приемами. Подробно описанное
прощание Аны Паучи с домом - это своего рода "исход" из "безликого бытия",