"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

вызывающе звякают на покинутых волшебным кругом зевак плитах. Ане Пауче даже
нет надобности протягивать кривобокую тарелку. Скудная награда за лирический
подвиг ее спутника. Да, сегодня им со своей нищетой покончить не удастся.
С минуту Ана Пауча слушает наступившую тишину, потому что смолкла и
гитара. Потом нагибается собрать деньги. Это ее работа. Что ж, деньги есть
деньги, говорит себе старая морская волчица. Она не осмеливается взглянуть
на слепого, который молча, с отрешенным видом сидит на земле. Она хотела бы
никогда не кончать своего занятия, или же пусть скорее наступит ночь и
темнота скроет лицо слепого.
Она слышит приближающийся топот. Два вооруженных представителя полиции,
метко прозванной Гристапо, словно роботы новейшей конструкции, вылаивают
какой-то приказ и волокут за собой слепого певца, его анархистку-гитару, его
палку калеки. И еще Тринидада, его белого голубя мира и его чудесные
истории.
Ана Пауча остается одна посреди площади со своей бесполезной помятой
тарелкой и прижатым к животу узелком со сдобным, очень сладким хлебцем с
миндалем и анисом (пирожное, думает она), с жалкими грошами милостыни в
руке. Пустота вокруг нее создает из аркад, из отзвуков былого, из старых
фасадов, на которых поэзия запечатлела свои тайны, свои навсегда не
разгаданные слова, и, главное, из отсутствия ее спутника неожиданный образ.
Новый вид одиночества. Новый облик горя.

Обвиненный в политической агитации в общественном месте (которое тем не
менее издревле является священным местом для политических выступлений),
слепой певец объявляется социально опасным элементом. Он взят под стражу в
ожидании маловероятного суда. Старая женщина не знает об этом. Но она
чувствует, что ее спутник исчез навсегда. Как неожиданная потеря. Как вещь,
которую не продали, не одолжили, не подарили, не использовали. Потеряли.
Несколько дней Ана бродит вокруг комиссариата полиции, подолгу стоит на
улочке позади него, куда выходят зарешеченные окна камер предварительного
заключения, пытаясь услышать дружеский голос гитары. Конечно, это только ее
мечта. Но она хочет мечтать. Она хорошо знает, что тюрьма - это молчание.
Именно для того, чтобы заставить его замолчать, и заключили туда слепого.
Тогда чего же она ждет, упрямо сжимая в руке несколько мелких монет,
собранных во время их последнего выступления?
Она приходит туда каждый день, простаивает часами. Как хотела бы она
проникнуть взглядом сквозь эту прекрасную позолоченную, словно обломок
Истории, стену! Она знает, он там, за этой стеной, вместе со своим белым
голубем и Тринидадом, все трое с кляпом во рту. Может быть, мертвые. Потому
что эта красивая позолоченная стена - лишь видимость, и больше ничего. А
реальность - внутри: задушенный крик, оскопленная свобода.
Ана-нет на веки вечные. Если бы она не научилась читать и писать, все,
возможно, шло бы, как прежде. Она бы наверняка закрыла бы на все глаза,
взяла свой узелок и отправилась своей дорогой, забыв Трино (у него на родине
это имя означает песнь птицы). Навсегда. И в ее память не сохранился бы
образ мальчика, который сжигал алтари. Этот образ не слился бы для нее с
образами ее детей, которые играли на берегу, кидались в волны, ныряли в
глубины моря и, глотая ртом воздух, выныривали оттуда, победив удушье. О,
какой прекрасный образ любви - эти три рыбы, рожденные ее телом, что
возвращались к ней с волосами, полными водорослей! Но их поглотило не море.