"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

рассеянными, когда целовали меня. Вот с тех пор кожа на моих щеках стала
нежная, как персик, и я тайком от всех расплетала свои девчоночьи косички,
чтобы почувствовать, как ветер играет в моих волосах. Я любила ветер. Пальцы
большинства моих отцов играли в волосах других девушек. У меня же, чтобы
играть в эту игру, был только ветер. Я обожала его.
Я сказала раньше, что никогда не встречалась с девушками своих отцов,
но это не совсем так. Случалось, какая-нибудь из них приходила к нам домой,
чтобы, как она говорила, помочь моей матери и, ясное дело, выставить себя с
наилучшей стороны, но я не удостаивала их даже беглым взглядом, даже тенью
улыбки, несмотря на их бесконечные: "О, да это маленькая Ана! Какая же она
красавица!" Для меня они будто не существовали. Эти девицы звали меня Аной -
гордячкой. Моя мать возражала: "Ее зовут Аной, как нашу Святую Матерь Смерти
и Жизни... С большой буквы пожалуйста", - добавляла она, чтобы не было
никаких неясностей. Я держалась важно, как Непорочная Дева в день
праздничной процессии. И эти дурочки наконец поняли, с кем имеют дело. И все
же я продолжала стирать и гладить рубашки, к которым эти кривляки
прижимались под соснами. Как-то мать не дала мне стирать кальсоны моих
отцов - одиннадцатого, десятого, девятого, восьмого и седьмого (они в устах
матери окончательно стали моими братьями), сказав, что я в таком возрасте,
когда кое-что не положено видеть. Я только позже все поняла. Речь шла о
бьющей через край мужской силе моих братьев, которая в иные дни оставляла на
их белье заметные следы. Моя мать о самых простых вещах всегда говорила так,
словно о самой жгучей тайне. Я унаследовала от нее эту привычку.

Ана - почти девушка.
Мне не у кого спросить, отчего у меня на груди начали расти две
выпуклости, те самые, которые потом так понравились Педро Пауче. Мать не
разговаривает со мной об этой новой тайне, но все больше расставляет мои
платья, особенно в груди. Когда я выхожу, ветер свободно гуляет по моей
коже, под тканью платья. Я люблю этот смелый ветер, который обрисовывает
линии моего тела, словно его плотно облегает неприличное платье. Это слово
словно ненароком бросает мой самый старший отец, а мать отвечает, что
девочка есть девочка (еще одна неясность) и нужно привыкнуть к тому, что она
с каждой минутой меняется. Или почти с каждой минутой. Мать пользуется
случаем, чтобы чертыхнуться в адрес мужчин, которые делают только парней, и
у них не хватает ума понять, что гульфик тоже наполняется, так же как и
корсаж у девушек. Но это не так заметно, отвечает мой самый старший брат.
Тебе не заметно, вот кому! А мне заметно! - возражает мать.
Я делаю открытие, что у меня есть тело и оно порождает спор. Но спор -
это не любовь. А вот ветер, наоборот, он лишь ласково обдувает меня, словно
шепчет слова любви.

Ана подводит итоги.
В это время мой самый старший отец начал ограждать меня от взглядов
парней. Я не понимала почему. Я была маленькая, щуплая. У меня всего-то и
было, что глаза, косы да груда (их как раз и прятали ревниво). Было из-за
чего волноваться. К тому же все мужчины уходили в море вместе, в одно время,
и вместе возвращались. Я даже не могла воспользоваться отсутствием моих
двенадцати отцов и покрасоваться перед парнями, как это делали другие
девушки, у которых не было такого изобилия ангелов-хранителей. Когда выпадал