"Витольд Гомбрович. Порнография " - читать интересную книгу автора

Да, но это продолжалось недолго, потому что однажды я получил письмо, письмо
от так называемого Иппы, или Ипполита С., помещика из Сандомирского
воеводства, с просьбой навестить его - Ипполит также писал, что хотел бы
поговорить с нами о своих варшавских делах, в которых мы могли бы оказать
ему помощь. "Здесь довольно спокойно, ничего такого, но банды пошаливают,
иногда нападают, распущенность, сам понимаешь. Поезжайте вдвоем, так
безопасней".
Ехать? Вдвоем? Относительно этой поездки вдвоем у меня имелись
сомнения, которые было трудно сформулировать... ведь, если взять его с
собой, он и там, в деревне, будет продолжать свою игру... А его поведение,
поведение такое... "специфическое"?... Ехать с ним, несмотря на эту
постоянную, "молчаливо-кричащую непристойность"?... Обременять себя общением
с человеком настолько "неудобным, что другим неудобно"?... Переносить этот
его бесконечный "диалог"... с... с кем, собственно?... А его "знание", это
его знание о...? А его хитрость? А его интриги? Конечно, все это мне не
очень улыбалось, но, с другой стороны, в своей вечной игре он был так
оригинален... так обособлен в нашей общей драме, так чужд дискуссиям "народ,
Бог, пролетариат, искусство"... что это было бы отдыхом для меня, давало бы
какую-то разрядку... К тому же он такой лояльный, корректный,
осмотрительный! Итак, мы едем, конечно же, вдвоем лучше! И в результате - мы
протолкались в битком набитый вагон... и поезд, лязгая, двинулся.
Три часа дня. Пасмурно. Фридерик почти пополам переломил бабу, нога
ребенка заехала ему в подбородок... так он и ехал... но ехал, как всегда
корректный и хорошо воспитанный. Он молчал. Молчал и я, эта езда нас рвала и
метала, и все было таким дремучим... но в краешек окна я видел синеватые
спящие поля, на которые мы выезжали, раскачиваясь в грохоте... это было все
то же давно знакомое плоское пространство, очерченное горизонтом,
нашинкованная земля, несколько убегающих вдаль деревьев, домик, какие-то
постройки... то же самое, что и всегда, заранее известное... Но не то же
самое! И не то же самое именно потому, что то же самое! И неизвестное, и
неведомое, и непонятное, даже неохватное! Ребенок закапризничал, баба
чихнула...
Эта кислая вонь... Давняя, извечная тоска езды поездом, то
поднимающаяся, то ниспадающая линия проводов или кювета, внезапный бросок в
окно дерева, столба, будки, резкое отбрасывание всего этого назад,
ускользание... в то время как там, далеко на горизонте, труба и холм...
появлялись и маячили долго, упорно, как тоска изначальная, тоска
неизбывная... пока не проваливались в ничто по широкой дуге. Фридерик стоял
передо мной, отделенный двумя головами, голова его была рядом, я мог ее
видеть, он молчал и ехал - и присутствие чужих, наглых навалившихся тел лишь
подчеркивало наш с ним тет-а-тет... молчаливо... и настолько очевидно, что,
клянусь Богом, я уже не хотел никуда с ним ехать и жалел, что согласился на
эту совместную поездку! Ведь, втиснутый в телесность, он являлся одним из
тел среди тел, и ничем больше... но одновременно он являлся... и являлся
как-то своеобразно и неотвратимо... От этого нельзя было отмахнуться. Это не
удавалось отбросить, подавить, утаить, его явление в этой тесноте оставалось
явлением... И его езду, его полет в пространстве нельзя было и сравнить с их
ездой - это была езда знаменательная, можно сказать, устрашающая...
Время от времени он улыбался мне и что-нибудь говорил - но, пожалуй,
только для того, чтобы для меня было вообще сносным его присутствие и чтобы