"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора

- Нет. Слишком высоко.
- Пошли.
Но он не двигался. Воробей висел. Земля была голой, но местами на нее
наползала низкая жидкая травка, и много всякого-разного валялось вокруг:
кусок мятой жести, палочка, еще одна палочка, рваная картонка, веточка,
имелся также жук, муравей, еще один муравей, какой-то неведомый червяк,
щепка и так далее, далее и далее до самых сорняков у корней кустов, - он
разглядывал все это, как и я. - Пойдем. - Пойдем. - Но мы не двигались с
места, возможно, потому, что слишком долго стояли и упустили удобный для
ухода момент... а теперь это становилось все сложней и неуместней... мы с
этим воробьем, повешенным в кустах... и начало у меня вырисовываться нечто
вроде нарушения пропорций, то есть бестактности, несообразности с нашей
стороны... мне так хотелось спать.
- Ну, в дорогу! - сказал я, и мы ушли... оставив воробья висеть в
одиночестве в кустах.
Продолжение нашего марша по дороге изнурило и сожгло нас, измученные и
раздраженные, мы остановились через сотню шагов, и я снова спросил Фукса -
"далеко?", он, указав на объявление повешенное на заборе, сказал: "Здесь
тоже сдают комнаты". Я взглянул. Сад. Дом в глубине сада, за оградой, без
украшений, балконов, заурядный, скудный, захудалый, с убогим крылечком,
деревянный, торчком, по-закопански, с двумя рядами окон по пять на каждом
этаже, что же касается сада, то, кроме нескольких чахлых деревьев,
немногочисленных анютиных глазок, вянущих на грядках, и пары дорожек,
посыпанных гравием, там ничего не было. Но Фукс считал, что посмотреть
стоит, ничего страшного, бывает, что жратва в таких халупах - пальчики
оближешь, к тому же дешево. Я тоже готов был зайти посмотреть, хотя до этого
мы равнодушно проходили мимо таких же объявлений. Пот с меня градом катился.
Жарища. Я открыл калитку, и мы по посыпанной гравием дорожке подошли к
горящим на солнце окнам. Я позвонил, мы постояли на крылечке, и вот
открылась дверь и появилась женщина, немолодая уже, около сорока, служанка,
видно, с бюстом и пухлая.
- Нам бы хотелось взглянуть на комнаты.
- Минуточку, сейчас позову хозяйку.
Мы стояли на крыльце, и голова моя трещала от лязга поезда, пеших
странствий, событий вчерашнего дня, хаоса, шума и тумана. Водопад,
оглушительный шум. Что меня поразило в той женщине, так это странный дефект
рта на ее лице почтенной служанки с ясными глазками - ее рот с одной стороны
был как бы надрезан, и его удлинение, на самую малость, на миллиметр,
вызывало выгиб, точнее выверт, верхней губы, выскакивающей, точнее
выскальзывающей, почти как змея, и эта ослизлость, скошенная и верткая,
отталкивала каким-то змеиным, жабьим холодом, однако именно это меня сразу
обожгло и распалило, как темный коридор, соединяющий меня с ней в плотском
грехе, скользком и ослизлом. Еще меня удивил ее голос - не знаю уж, какого
голоса я ожидал из такого рта, но она заговорила, как обычная служанка,
пожилая, дородная. Теперь ее голос доносился из глубины дома: - Тетя!
Господа спрашивают комнату!
Эта тетка, которая выкатилась на коротеньких ножках, как на валиках,
вся была кругленькой, - мы успели обменяться несколькими словами, да,
конечно, двухместный номер с пансионом, проходите, пожалуйста! Пахнуло
молотым кофе, маленький коридорчик, прихожая, деревянная лестница, вы