"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора

мы знали, что ключ она всегда оставляет на заросшем плющом окне. Сложность
заключалась в том, что у нас не было никаких гарантий, что тот, кто нас за
нос водил, - если допустить, что кто-то водит нас за нос, - не затаился
где-нибудь и не следит за нами из своего укрытия... он мог даже устроить
скандал, кто бы мог за него поручиться? Много времени заняли у нас хождения
вокруг да около кухни, мы хотели убедиться, что за нами никто не следит, -
но дом, окна, садик покоились тихо в ночи, подвергшейся набегу густых,
косматых облаков, между которыми выплывал разогнавшийся серп месяца. А меж
деревьями гонялись друг за другом собаки. Мы боялись оказаться в смешном
положении. Фукс показал мне коробку, которую держал в руке.
- Что это?
- Жаба. Живая. Только сегодня поймал.
- А это еще зачем?
- Если нас кто-нибудь застукает, мы скажем, что забрались к ней, чтобы
жабу в постель подбросить... Для хохмы!
Морда его бело-рыже-рыбья, морда, которой гнушался Дроздовский.
Конечно, жаба, это он ловко придумал! И жаба, нужно признать, была на месте,
ее скользкость к Катасиной ослизлости тянулась... это меня даже изумило и
встревожило... тем более что жаба не так уж далека была воробью - воробей и
жаба - жаба и воробей... а если за этим что-нибудь кроется? Если это что-то
означает? Фукс сказал:
- Пойдем посмотрим, что с воробьем. Все равно придется еще подождать.
Мы пошли. Под деревьями, в кустах, знакомая темень, знакомый запах, мы
добрались до места, но взгляд напрасно тыкался во тьму, точнее, в
многообразие всепоглощающей тьмы - были там и провальные ямы, наряду с
другими дырами, сферами, пластами, отравленными призрачным существованием, и
все это сливалось в какую-то густую, вяжущую микстуру. У меня был фонарь, но
я не мог им воспользоваться. Воробей должен был находиться перед нами, в
двух шагах, мы знали где, но не могли отыскать его взглядом, пожираемым
темнотой как субстанцией отрицания. Наконец завиднелось как бы средоточие
тьмы, уплотнение не больше груши... он висел...
- Вот он.
В тихой темноте отозвалась жаба, которую мы взяли с собой, не то чтобы
она подала голос, но ее существование, побуждаемое существованием воробья,
дало о себе знать. Мы были с жабой... она здесь была вместе с нами и в связи
с воробьем, породнившись с ним в жабье-воробьиной сфере, и устроила мне
здесь скользкогубый выверт... это трио воробей - жаба - Катаська толкнуло
меня в яму ее рта и превратило черную яму кустов в яму ее ротового
отверстия, обрамленного манерным капризом выскальзывающей губы. Похоть.
Свинство. Я неподвижно стоял, Фукс уже выбирался из кустов и шепнул "ничего
нового", а когда мы вышли на дорогу, воссияла ночь с небесами, с месяцем, с
половодьем посеребренных по краям облаков. Действовать! Меня распирала
безумная жажда действия, очищающего ветра, я готов был на все!
Но жалким было это наше действие, помилуй Бог, - два авантюриста с
жабой и по направлению дышла. Мы еще раз окинули взглядом всю сцену: дом и
тонко очерченные стволы деревцев, белых от извести, густые тени больших
деревьев в глубине и раскинувшееся пространство сада - я нащупал ключ на
окне, в плюще, вставив его в замок, я немного приподнял дверь, чтобы не
скрипнула в петлях. В этот момент жаба в коробке потеряла всякое значение,
отодвинулась на второй план. Но зато, когда мы открыли дверь, яма комнатки,