"Юрий Гончаров. Теперь-безымянные " - читать интересную книгу автора

гусеницами кусты и молодая древесная поросль.
Солдаты обоих полков, исчернив весь лес ячейками и щелями, которые было
приказано им отрыть, кому как пришлось спали между деревьями на земле,
положив под головы шинельные скатки или вещевые мешки. Каждый овраг, каждая
балка были едва ли не сплошь выстланы недвижными телами спящих, и лишь там,
где находился оставленный часовой или от сильной усталости и ломоты в ногах
не шел к человеку сон, глаз улавливал живое шевеление, струйку махорочного
дымка.
Уже подъехали кухни, расположились в самых глубоких, затененных
оврагах; в их топках пылал огонь, повара черпаками помешивали в котлах
закипающее варево.
Казалось, ничто не способно пробудить, поставить на ноги спящих
солдат - так явственна была давящая тяжесть усталости, что свалила их на
землю, так непреодолим и глубок был их сон.
Но вот забегали связные, зазвучали голоса старшин: "Па-ады-майсь!" И
лес снова наполнился неясным, смутным шумом присутствия большого войска.
Подчиняясь командам, солдаты, вначале полусонно, вяло, в бессознательности
привычных движений, но затем все более оживая, вставали с земли, отряхиваясь
от приставшего к одежде сора, надевали на плечи скатки, лямки вещевых
мешков, становились в строй. Роты одна за одной оставляли временно
приютившие их овраги и балки с нарытыми и так и не понадобившимися
окопчиками и ямами и передвигались поближе к опушке леса, где в неглубокой
канаве, за которой темнело открытое поле и виднелся горящий город, в
бездеятельности, томясь даже не отвечая противнику на выстрелы, затиснувшись
в узкие стрелковые щели, лежали бойцы, последние из тех, что вступили в
В-ское сражение с самого его начала, те немногие счастливцы, которым
довелось выжить, уцелеть, они уже знали, что подошло подкрепление, что их
сменят, и с нетерпением этого дожидались.
- Охо-хо, когда же все-таки поумнеем! - с сердцем сказал мрачный, злой,
озабоченный Остроухов, поговорив с командирами отходящих в тыл частей и
убедившись, что и они ничем особенно не могут пополнить его сведений о
противнике и дивизии предстоит действовать почти вслепую, ничего конкретно
не зная о немецкой обороне. - Когда ж наконец возьмем в толк, что война -
дело серьезное! Во что только нам это уже обошлось! А все самохвальство
проклятое, если вникнуть, - все это от него... Считалось - моральную силу
укрепляем. А оно - бедой нашей стало!.. Как, лейтенант, ты вот на своей
шкуре испробовал - верно я говорю?
Молоденький младший лейтенант, усталый, грязный, с потеками пота на
запыленном лице, сменивший в утреннем бою возле городской больницы
последовательно три должности - командира взвода, командира роты и сейчас
числившийся командиром батальона, неопределенно и стеснительно улыбнулся в
ответ с поваленного дерева, на котором сидел напротив комдива, и промолчал,
не решаясь вступать в обсуждение таких сложных проблем. Младшему лейтенанту
хотелось сейчас одного - напиться досыта чистой прохладной воды, скинуть с
горячих ног сапоги, пропревшие портянки и завалиться куда-нибудь спать, под
куст, в солому - все равно куда, лишь бы не на передовой, чтоб впервые за
много суток отдаться сну полностью, без невольного, инстинктивного
прислушивания ко всем звукам вокруг, без всякой памяти о войне, превращающей
короткие пятиминутные подремывания на передовой во что-то похожее на
болезненные помрачения сознания.