"Юрий Гончаров. В сорок первом (из 1-го тома Избранных произведений)" - читать интересную книгу автора

Много на перевернутых и еще не перевернутых листках календаря, в
тетрадях Антонины таких замет, несущих в себе память о мирных днях, о
планах, намерениях, которыми жили недавно, вырабатывали сообща на колхозных
собраниях или в спорах в тесном кругу правленцев в этом вот кабинетике.
Грустно Антонине на них натыкаться: ничему уже не сбыться, не исполниться,
все добрые планы, мечты о будущих днях колхоза, - теперь просто бумага в
ящиках стола, неровные чернильные строки на календарных листках...
Раиса что-то говорила - с освобожденной, воспрянувшей, легкой душой;
Антонина не вслушивалась, напряженно, до нытья в висках, думала. Известие,
что началась и полным ходом идет эвакуация райцентра, легло на нее давящей
тяжестью. Только один вывод напрашивался из того, что она узнала, вопреки
успокоительным словам Калмыкова: беда не просто надвигается, близка, она уже
пришла, командует, и скоро только она будет властительницей всего и всех...
- Тише вы, балаболки! - остановила она Раису и Нюру Фокину, болтавших
между собой в полный голос. - Позвоним-ка еще соседям, что у них?
К западу земли "Зари" граничили с полями "Коллективиста" через балку с
сухим песчаным руслом, наполнявшимся водой весною или в большие дожди. Но
звонить туда не имело смысла: до деревни от Гороховки всего километра три,
слышно и видно оттуда то же самое, что из Гороховки, и наверняка там знают о
происходящем ничуть не больше.
Звонить надо было на самый край района, в "Прогресс" или "Память
Ленина". Они расположены по обеим сторонам большака, "Прогресс" - длинное
село Волоконово - почти на самом большаке, в полуверсте от него. До этих
колхозов из Гороховки считалось - до одного одиннадцать, до другого
шестнадцать верст, и уж там-то должны были лучше всех видеть, что делается и
каково истинное положение.
И в мирное-то время, дозвониться в эти колхозы было хлопотным и
нескорым делом, такая ненадежная была с ними связь. Не раз и не два надо
было крутить телефонную ручку, а уж подуть и покричать в трубку - едва ли не
до хрипоты. Мужчины - те помогали себе крепкими словами, а Антонине
оставалось только терпение и настойчивость.
В этот раз и она дошла почти что до крепких слов, но "Прогресс"
все-таки откликнулся. Говорила какая-то беспонятливая женщина, должно быть,
такая же, как Нюра Фокина, дежурная, оставленная при телефоне. Мало чего
допыталась у нее Антонина. Линия была забита электрическим треском, слова
пропадали или долетали усеченно, половинками. Но и это было уже хорошо:
колхоз отвечал, немцы, стало быть, еще до него не дошли, не захватили
Волоконовку.
Из "Памяти Ленина" ответил сам председатель Митрофан Егорыч Пастухов.
Мужчина он был тучный, центнеровый, и голос у него звучал соответственно,
густо, вытесняя из трубки все шорохи и треск.
- Что не спишь, Митрофан Егорыч? - стала с ним разговаривать Антонина.
- Да вот сошлись в правлении... покурить, - вязко, густо басил Митрофан
Егорыч. - Табачком вот делимся, - у кого крепше...
- А как там насчет гостей, слыхать их?
- Да шумят где-то далече, шумят... - гудел Митрофан Егорыч басовито,
будто совсем оставаясь спокойным. Такая была его натура: внешне он всегда
находился в одном ровном настроении, будто в нем и нервов никаких не
существовало. Бывало, на совещаниях в райисполкоме разгорятся страсти,
начнут продирать колхозных председателей за разные упущения, навалятся и на