"Юрий Гончаров. В сорок первом (из 1-го тома Избранных произведений)" - читать интересную книгу автораМитрофана Егорыча, да как - все сразу, и предрика, и заврайзо, и других
отделов завы; станет Митрофан Егорыч говорить в ответ - и будто не его драили: с шуточками, легкою усмешкою в мелких, по-татарски косоватых глазах, невозмутимо-медлительно, поговорку какую-нибудь хохлацкую обязательно ввернет. Глядишь - и оправдался, отвел от себя грозу. И как-то даже крепче стал, прочней утвердился, потому что дал почувствовать верность своих хозяйских расчетов, задумок, и что наскоки на него - зряшные, от ненастоящего знания, чего хочет земля и как надо с ней управляться. Даже те, кто на него камень поднимали, и те сдавались, побежденные его по виду простодушной, а на деле - мужицки мудрой, неоспоримой речью. - Сильно шумят? - добивалась Антонина, стараясь постигнуть слова Пастухова. - Не так чтоб сильно, но и не так чтоб не сильно... - Чего делали, нет? - Да кой-чего хотели, - говорят, не надо, подождите, скажем тогда... Ага, значит, он тоже звонил Калмыкову, догадалась Антонина. - Скотину мы отогнали, - продолжал Митрофан Егорыч. - Сами про это решили, так-то оно, загодя, лучше... А вы чего делали, нет? - Да тоже нет... Тоже вот - выжидаем, когда скажут... - Скотинку бы и вам не мешало! - посоветовал Пастухов ненастойчиво. Он всегда советовал так: хотите, мол, принимайте мой совет, не хотите - нет, дело ваше, смотрите сами. По-стариковски советовал: лет ему было уже много, он был самым старым в районе председателем и по годам своим, и по стажу. - Может, все ж таки подождать еще, до команды? Как бы не попеняли потом мне... - Ладно, Митрофан Егорыч, спасибо, подумаем. Чтой-то уж больно гремит на большаку, нам не видать, а слышно. Машины какие, ай что? В чем там дело, Митрофан Егорыч, скажи, тебе ведь большак прям из окон видать... - А все тут вперемежку, полная выставка. Да теперь-то что! Тракторные тягачи пушки тяжелые тащили - вот был гром! - Куда ж они их, в какую сторону? - Да все назад, назад... "Что ж это выходит, неужели полное отступление?" - захотелось спросить Антонине у Пастухова. Неужели так и уйдут все, не загородят немцам дороги? Иль, правда, такая уж у них сила, что ничем ее не сдержать, никакому заслону не устоять на ее пути? Но это были уже такие вопросы, над которыми, верно, Пастухов гадал сейчас сам, а ответа на них не было ни у кого. На крыльце топали чьи-то сапоги, кто-то шел с улицы в правление. Приоткрылась дверь из сеней, через порог перенесся тяжелый, здоровенный кирзовый сапог, на полголенища облепленный грязью, - вошел Тимофей Крыжов, что сторожил жеребят в ночном на лугу близ грейдера. - Пригнал я, Антонина Петровна, - сказал Тимофей простуженно, хрипло, всегдашним своим голосом, закидывая назад голову в картузе, чтоб глаза его могли глядеть из-под низко провисшего ломаного козырька. - Рысково больно. Народ, какой идет, дерзкай... Отбить коней могут, мясом попользоваться... Так что я пригнал, Антонина Петровна, пущай лучше в деревне будут, в загороже, так оно надежней... Не один Тимофей пришел в правление; из-за его широкого брезентового |
|
|