"Юрий Гончаров. В сорок первом (из 1-го тома Избранных произведений)" - читать интересную книгу автора

Митрофана Егорыча, да как - все сразу, и предрика, и заврайзо, и других
отделов завы; станет Митрофан Егорыч говорить в ответ - и будто не его
драили: с шуточками, легкою усмешкою в мелких, по-татарски косоватых глазах,
невозмутимо-медлительно, поговорку какую-нибудь хохлацкую обязательно
ввернет. Глядишь - и оправдался, отвел от себя грозу. И как-то даже крепче
стал, прочней утвердился, потому что дал почувствовать верность своих
хозяйских расчетов, задумок, и что наскоки на него - зряшные, от
ненастоящего знания, чего хочет земля и как надо с ней управляться. Даже те,
кто на него камень поднимали, и те сдавались, побежденные его по виду
простодушной, а на деле - мужицки мудрой, неоспоримой речью.
- Сильно шумят? - добивалась Антонина, стараясь постигнуть слова
Пастухова.
- Не так чтоб сильно, но и не так чтоб не сильно...
- Чего делали, нет?
- Да кой-чего хотели, - говорят, не надо, подождите, скажем тогда...
Ага, значит, он тоже звонил Калмыкову, догадалась Антонина.
- Скотину мы отогнали, - продолжал Митрофан Егорыч. - Сами про это
решили, так-то оно, загодя, лучше... А вы чего делали, нет?
- Да тоже нет... Тоже вот - выжидаем, когда скажут...
- Скотинку бы и вам не мешало! - посоветовал Пастухов ненастойчиво. Он
всегда советовал так: хотите, мол, принимайте мой совет, не хотите - нет,
дело ваше, смотрите сами. По-стариковски советовал: лет ему было уже много,
он был самым старым в районе председателем и по годам своим, и по стажу.
- Может, все ж таки подождать еще, до команды? Как бы не попеняли потом
мне...
- А ты не все команды жди, своим умом тоже соображай.
- Ладно, Митрофан Егорыч, спасибо, подумаем. Чтой-то уж больно гремит
на большаку, нам не видать, а слышно. Машины какие, ай что? В чем там дело,
Митрофан Егорыч, скажи, тебе ведь большак прям из окон видать...
- А все тут вперемежку, полная выставка. Да теперь-то что! Тракторные
тягачи пушки тяжелые тащили - вот был гром!
- Куда ж они их, в какую сторону?
- Да все назад, назад...
"Что ж это выходит, неужели полное отступление?" - захотелось спросить
Антонине у Пастухова. Неужели так и уйдут все, не загородят немцам дороги?
Иль, правда, такая уж у них сила, что ничем ее не сдержать, никакому заслону
не устоять на ее пути?
Но это были уже такие вопросы, над которыми, верно, Пастухов гадал
сейчас сам, а ответа на них не было ни у кого.
На крыльце топали чьи-то сапоги, кто-то шел с улицы в правление.
Приоткрылась дверь из сеней, через порог перенесся тяжелый, здоровенный
кирзовый сапог, на полголенища облепленный грязью, - вошел Тимофей Крыжов,
что сторожил жеребят в ночном на лугу близ грейдера.
- Пригнал я, Антонина Петровна, - сказал Тимофей простуженно, хрипло,
всегдашним своим голосом, закидывая назад голову в картузе, чтоб глаза его
могли глядеть из-под низко провисшего ломаного козырька. - Рысково больно.
Народ, какой идет, дерзкай... Отбить коней могут, мясом
попользоваться... Так что я пригнал, Антонина Петровна, пущай лучше в
деревне будут, в загороже, так оно надежней...
Не один Тимофей пришел в правление; из-за его широкого брезентового