"Юрий Гончаров. В сорок первом (из 1-го тома Избранных произведений)" - читать интересную книгу автора

с детьми, стариками, горы грузов, которые надо спасать, увозить от врага.
Немыслимые сложности с отправкой, нехватка вагонов, паровозов...
Картина эта так явственно нарисовалась Антонине, все происходящее во
мраке ночи на широком пространстве вокруг Гороховки обрело в ее сознании
такую грозную очевидность, что ей показалось чем-то совсем детским
продолжать секретничать и дальше, тушевать свои слова. И она напрямик
сказала Калмыкову, что из Гороховки уже видны сполохи, что на большаке - не
поймешь что, может быть, даже и немцы, такой там гуд и лязг, колхоз весь на
ногах, люди взбудоражены. Может, поднимать хозяйство на колеса, уходить,
пока не поздно?
- Как это уходить?! - возмутился Калмыков. - Вы что там, уже головы от
страха теряете? Забыли предупреждение - все действия только по приказу, как
надлежит в военной обстановке!
- Как бы потом поздно не было, товарищ Калмыков. Это ведь не в момент -
целой деревне собраться!
- Зря волнуетесь, Антонина Петровна! Это на вас малодушные настроения
влияют. Опасности еще никакой нет. Сведения к нам идут регулярно, можете
поверить.
- Что ж делать нам?
- Прежде всего - не впадать в панику. Всем находиться на своих местах,
заниматься текущими делами. Вот такая на данный момент задача. Что? Да не
поддавайтесь вы слухам, не забывайте, их враги распускают, потому что
паникерство им на руку. Да, да, все, что будет надо... если что будет
надо... если что другое... Да, сообщим вам немедленно. Немедленно сообщим!
- Что он сказал? Что он сказал? - накинулась Раиса, когда разговор с
Калмыковым окончился. Она все время прислушивалась к его голосу с другой
стороны трубки, но расслышала и поняла не все.
- Сказал - опасности еще нет, заниматься текущими делами. Если что -
указания поступят.
- Уф-ф! - шумно, во всю грудь, вздохнула Раиса. С нее точно камень
спал. Нюра Фокина, - и она прислушивалась к телефонному разговору,
неподвижно замерев, даже вроде бы не дыша, - тоже вздохнула, зашевелилась
облегченно.
- Ну и слава богу! Раз говорят - нет опасности, значит, нет, зазря
говорить не станут, на то и поставлены там, чтоб все в точности знать...
Антонина же не почувствовала облегчения. Никогда у нее не было в
Калмыкова настоящей веры, неосновательный был он человек для таких событий.
Знала Антонина такой тип людей и не любила их внутренне: всегда бодрятся,
все у них только хорошо, всегда на языке бодрые слова, а бодрость их - для
виду, фальшивая, от такой бодрости один вред, потому что для пользы не
бодрые слова, а правда нужна, какая она ни есть, и ничего кроме.
Антонина посидела за своим столом, трогая машинально бумаги, листки
перекидного календаря. Он был открыт на вчерашней дате, и Антонина
перевернула листок. На новом было написано: "Рамы". Это была заметка для
памяти, сделанная, когда еще шла совсем мирная жизнь и не было войны, и
слово это означало, что осенью Антонине надо договориться с
райпромкомбинатом о поделке парниковых рам, полсотни штук, - чтоб к будущему
году оборудовать в колхозе парниковый участок и заняться выгонкой ранних
овощей. Затраты средств и труда небольшие, иные колхозы в районе завели у
себя парники, и дело это показало себя прибыльным.