"Юрий Гончаров. В сорок первом (из 1-го тома Избранных произведений)" - читать интересную книгу автора

все нелегкое, что было в прошлом. Жить бы только - да жить!
В просторе поля, в шири равнинного пространства, отъединенно ото всех,
оставшись лишь с самим собой, человек иначе чувствует себя: острей его
тревоги, непрочней его надежды, ощутимей его слабость перед стихией
огромного мира.
Нечто такое происходило и с Антониной.
Только тут, в одиночестве, на дороге, где не надо было помнить каждую
минуту, что ты председатель и люди смотрят в твое лицо, - и можно было с
полной отчетливостью, до внутреннего холода, ощутить и осознать, как
страшно, грозно то, что близится, ползет, надвигается сюда из-за горизонта.
И было как-то непонятно, странно, что в преддверии такой судьбы так совсем
мирно, в обычной своей тишине лежат, покоятся рыжие щетинистые поля, так же,
как всегда, неторопливо летают над их пологими склонами галки и вороны, так
же, серыми столбиками, торчат поодаль от дороги суслики, вслушиваясь в
тележный дребезг, с любопытством вглядываясь, кто это, куда едет по степи...
Но чувство гибели, нависшей над деревней, над всеми ее хатами,
постройками, жителями, всей их жизнью, было лишь частью того, что
переполняло, мучило сейчас Антонину. Она угадывала, что ее ответственность
за колхоз, людей, общее добро становится единоличной; здесь, в поле,
обострившееся ее предвидение подсказывало ей, что затишье за дальней линией
холмов непрочно, ждать надо самого худшего, того, что упрямо отвергает, не
хочет принимать сознание Может быть - даже еще сегодня станет так, что ей
некому уже будет позвонить, не у кого спросить совета, и все возляжет только
на нее одну, на ее плечи и разум. Сумеет ли она не растеряться, не пасть
духом и волей, совладать со всем, перед чем будет поставлена, сделать все,
что только возможно, чтобы чиста была совесть, чтобы никто - ни сама она
себя, ни люди не могли ее упрекнуть? Сколько лет ей доверяли, отпускали ей
этого доверия не скупясь, не сомневаясь, что напрасные это траты, создавали
ей авторитет, поднимали его высоко, на всю область. Вот ей и экзамен. Вон
она и должна его держать, ответить, не зря ли все было...

4

Километров через шесть вправо от дороги серым кубиком показалась
прицепная тракторная будка. Тут и находился полевой стан студентов. Девушки
занимали будку, спали на дощатых нарах в три этажа, ребята на ночь залезали
в соломенные курени, что сами поделали из снопов.
Ребят в сравнении с девушками было совсем мало, хватило бы и пальцев,
чтобы всех сосчитать. Товарищи их институтские с первых дней отправились на
войну, судьба этих ребят была тоже стать бойцами, солдатами, если б вполне
сгодились они здоровьем. А может, их приберегал пока военкомат, для резерва
на будущее, - как знать, может быть, и так думали военкоматские
начальники...
Поначалу студенты жили в деревне, пока скирдовали на ближних полях, но
потом стало далеко ходить, пропадало по два часа в день, и студенты сами
придумали перебраться сюда, на самый дальний край колхозной земли.
Студенты уже проснулись, вылезли из куреней и будки на бледное
солнышко, светившее сквозь легкий белесо-розовый туман, накрывавший равнину.
Одни разминали руки и ноги гимнастикой, другие мылись возле бочки; слабо
дымилось кострище с подвешенным на палках котлом - то ли дотлевали еще