"Э. и Ж. де Гонкур. Актриса Фостен " - читать интересную книгу автора

показывал неприличные картинки на внутренней крышке своих часов директору
театра; у того было сейчас туго с деньгами, и он пытался узнать цену,
которую готов был заплатить "неудобоиграемый" драматург за свою славу. А по
другую сторону от иностранца сидел, прислушиваясь к их разговору, осветитель
театра, главный кредитор директора, каждый вечер накладывавший с помощью
судебного пристава арест на весь сбор и позволявший бедняге видеться со
своими авторами только по воскресеньям.
И наконец, поставщик аранхуэсской спаржи, живой и остроумный, как все
люди, много странствующие по свету, рассказывал своим сотрапезникам одну
историю, которая произошла в его новом отечестве:
- Как-то утром, в Толедо, я пришел к хозяйке уплатить двенадцать
пиастров - небольшую квартирную плату, которую я аккуратно вносил каждый
месяц. Надо сказать, что старуха принадлежала к высшей испанской знати...
Старинный разорившийся род... У нее было две дочери. Старшая - с черными как
уголь бровями... командорша ордена святого Иакова... Этот орден уже не
существует - он был уничтожен испанской революцией, - но она продолжала
носить его облачение... Я так и вижу ее в этом капюшоне, в длинном белом
платье, с большим красным крестом чуть не в ее рост... У другой дочери,
помоложе, замужней, был сын лет пяти-шести... наследник имени... последний
маркиз в их роде... самый избалованный мальчишка в мире, кумир всех трех
женщин... Ну и капризы же были у этого человечка, ну и причуды - причуды
тирана!.. Здесь, кажется, нет девиц? - спросил рассказчик, оглядев
столовую. - Так вот, в тот день мальчишка забрал себе в голову посмотреть...
посмотреть на то, что не показывает ни одна женщина и уж тем более -
монахиня!.. Мать, вне себя от гнева, грозится высечь его. Тут малыш приходит
в дикую ярость, весь трясется и кричит, словно его режут: "Qiero, qiero ver
el culo de mi tia!" {Хочу, хочу видеть задницу моей тети! (исп.)} При этом
он злится, плачет, задыхается. Мать зажимает ему рот рукой... бесенок кусает
руку и вдруг начинает в судорогах кататься по полу, не переставая сквозь
стиснутые зубы выкрикивать свою проклятую фразу... Тут открывается дверь, и
в комнату с суровым видом входит бабушка... она с секунду смотрит на внука,
у которого на губах выступила пена, потом говорит: "Последний маркиз нашего
рода умирает... допустите ли вы, чтобы он умер, дочь моя?" ("El ultimo
marques de la familia muere. Le dejara de morir, hija mia?") Командорша
ордена святого Иакова, неподвижная, как статуя, все это время не отрывалась
от своего молитвенника, словно то, что кричал мальчик, не доходило до ее
слуха. Но, боже мой, какой взгляд метнула она на мать после этого вопроса!..
Командорша взяла ребенка за руку и вышла с ним из комнаты... А через минуту
последний маркиз рода с растерянным видом прошмыгнул между нашими ногами и
выбежал на лестницу с такой быстротой, словно ему довелось увидеть самого
дьявола...
В кабинете Карсонака серьезные люди, драматурги, сосредоточенно курили
и хранили глубокое молчание, словно боясь, что кто-нибудь может украсть их
замыслы. Только по временам самый веселый из всей компании вставал, по
очереди подходил к каждому, на манер старого полишинеля почесывал ему
затылок, а потом, очень довольный, снова садился на свое место. В глубине, в
самой глубине затененной комнаты, вполголоса беседовали двое мужчин; один из
них был совершенно скрыт клубами дыма своей сигары, и только голос его,
казалось исходивший от бесплотного духа, с мрачной убежденностью повторял:
- Это недурно, но надо бы сделать купюры.