"Э. и Ж. де Гонкур. Актриса Фостен " - читать интересную книгу автора

зверюга, для твоего удовольствия надеть эту тунику прямо на кожу!
- Но вы же сами... вы сами просили, чтобы в костюме чувствовался
античный стиль, чувствовалась эпоха!
- Да, разумеется, эпоха... но только с юбкой... А потом - цвет всех
этих тканей... разве тебе нравится этот цвет? - спрашивала она озабоченным
тоном, думая в эту минуту, как и всякая актриса, о туалетах других женщин,
играющих вместе с ней. - А мне больше по душе цвет той туники, что носит
Арисия... Твои краски, видишь ли... это краски художника... они скорее
годятся для картины.
Немного раздосадованный, с легким дружеским презрением,
проскальзывавшим в улыбке и в выражении глаз, старый художник начал было
говорить Фостен об исторической правде, но великая артистка ответила ему как
истая женщина:
- Знаешь что, старый мой зверюга, плевать мне на твою историческую
правду... Прежде всего надо быть красивой, - это главное. Премьера состоится
только послезавтра, и ты должен договориться с костюмером, чтобы он сделал в
моем костюме небольшие... нет, большие изменения... Пусть здесь он сделает
так... вот эти складки должны падать более изящно... а цвет - ну а цвет ты
сделаешь мне немного повеселее - идет?
И, желая разгладить сердитые морщины на лбу своего старого зверюги, она
вдруг подобрала обеими руками полы туники, качнула бедрами на манер
испанской танцовщицы и в своем строгом античном одеянии лихо проплясала
перед ним несколько па качучи.

XIV

Сон, ежеминутно прерываемый внезапными пробуждениями, когда спящая
вдруг вскакивает на своем ложе и на губах ее еще звучат стихи, которые она
только что произнесла вслух в лихорадочном забытьи, - таков сон актрисы
перед первым представлением, таков был и сон Фостен в ночь после генеральной
репетиции, в течение долгих ночных часов, когда спящая была влюбленной
героиней расиновской трагедии.
Рано, очень рано она вскочила с постели, не в силах превозмочь
бессонницу и тревогу, которая заставляла актрису без конца метаться на
простыне в поисках прохладного местечка, еще не успевшего согреться от
прикосновения ее разгоряченного тела.
Накинув пеньюар, она открыла окно и облокотилась на подоконник.
На дворе шел снег, но воздух был совсем весенний, и этот снег,
подхватываемый южным ветерком, нисколько не походил на зимний. Напротив, в
нем была теплая, ласковая белизна бледных цветов, белизна распускающихся
рождественских роз. Этот снег освещался каким-то молочным сиянием, похожим
на свет алебастрового ночника, и весь этот мягкий белый день был исполнен
неги, почти сладострастия.
Фостен вдруг захотелось окунуться в эту белизну, почувствовать на лице
освежающее дуновение снежного ветерка. Как раз накануне сестра поручила ей
попросить Бланшерона проделать одну маленькую операцию на бирже, но
случилось так, что она весь день не виделась с ним. Решено: она сама
передаст своему любовнику эту просьбу, и кстати, нанесет ему утренний визит.
И вот Фостен уже на улице, навстречу ей идут прохожие. Но это не те
зимние прохожие, которые вечно торопятся, мерзнут, сердятся, - нет, это