"Э. и Ж. де Гонкур. Актриса Фостен " - читать интересную книгу автора

возвышенной любовью... В мужчине мне нравится его благородство, его ум...
моя любовь, пожалуй, немного похожа на ту, о какой пишут в романах... Так
откуда же эти порывы, эти минуты безумия, когда я чувствую себя только
самкой?.. Да, надо мною, должно быть, навис рок, тот самый рок, что тяготеет
и над женщиной, роль которой я играю... О, эта Венера античных трагедий!..
И в трагической актрисе, вспомнившей о своей роли, внезапно проснулся
суеверный, почти физически ощутимый страх перед богиней, имя которой до
этого дня она произносила равнодушно, как пустой звук, и которое вдруг
воскресло в недрах ее ума и души во всем его недобром и таинственном
могуществе, извечно тревожащем чувства слабых детей земли.
Неожиданно она переменила тон:
- Вот так так! Ведь я заранее сказала себе: сегодня ты проведешь день
спокойно... и вот тебе - что может быть утомительнее всех этих мыслей!
- Послушай, Жюльетта, - сказала Щедрая Душа, открыв маленький томик
Расина в издании Гремпереля, валявшийся на столике, по которому она
барабанила пальцами, - как ты читаешь вот эти две строчки?
И она прочитала:

Во мне уже не страсть, но пламень ядовитый.
Я жертва жалкая жестокой Афродиты.

- Как я их читаю? Да вот этак, - ответила Фостен и простодушно
повторила их.
- Да, да... именно так ты и прочитала их на генеральной репетиции, -
сказала Щедрая Душа без особого восторга.
- Скажи правду, тебе не нравится?
- Нет... пожалуй, нравится... впрочем, трудно сказать, когда эти
строчки оторваны от всего остального... легче было бы судить, прослушав все,
в целом.
Тотчас же, не ожидая дальнейших настояний, Фостен прочитала сестре всю
тираду.
- Хорошо... хорошо... но уверена ли ты, что это предел того, что ты
можешь дать?
- Сейчас я повторю еще раз всю тираду, от слова до слова, - ответила
актриса, нетерпеливо передернув плечами.
И Фостен принялась играть как на сцене, заканчивая каждое двустишие
вопросом:
- Ну? Теперь ты наконец довольна?
А Щедрая Душа, покачивая головой, надувая губки, издавая односложные,
выражавшие сомнение, восклицания, холодные междометия или добродушные, но
приводящие в отчаяние "гм!", заставляла сестру бешено работать, делать
яростные усилия, неистово искать. И, притворяясь, будто она не вполне
удовлетворена новой интонацией, переделанным жестом, исправленным приемом,
Щедрая Душа, после целого часа этих упорных придирок, этого подзадоривания,
этого притворного, но упрямого нежелания признать хотя бы одну удачу сестры,
сумела заставить женщину снова стать актрисой. Голос Фостен стал звучным,
движения - выразительными; теперь она расточала перед сестрой всю мощь
своего дарования.
В эту минуту театральный врач приоткрыл дверь маленькой гостиной и, не
входя, крикнул актрисе: