"Александр Горбовский. По системе Станиславского" - читать интересную книгу автора

- Знаете, Белопольский... (Да-да, тот самый! Ну, мы снимались с ним
вместе и вообще хорошо знакомы!) Так вот, Белопольский рассказал мне
любопытный анекдот. Он слышал его от Феллини. У одного продюсера была очень
красивая жена. Однажды он уезжает на съемки и говорит ей...
Петр рассеянно бродил среди актеров, вполслуха прислушиваясь, о чем они
говорят, и заставляя себя думать о курице. Он почти видел ее. Сначала он
думал, что она черная, но потом оказалось - рябая. Конечно, рябая. Такой шум
подняла. Из-за этого-то он и попался. Зачем только он украл ее! Теперь вот
такое несчастье, такая беда! В разных концах массовки он видел обоих своих
стражей, которые тоже ждали своей минуты, чтобы вести его.
Как все было хорошо, как все было слава богу, пока не попался он с этой
курицей. Если бы только можно было сделать, чтобы ничего этого не было!
Чтобы все было по-старому!
Массовка между тем начала медленно приходить в движение. Помощники
режиссера кричали что-то в серебряные раструбы, сгоняя, располагая и
сортируя собравшихся по какому-то одним им ведомому и понятному плану.
Приехала машина с выдвижной площадкой для оператора и камерой. Но Петр
лишь мельком и вскользь отметил ее появление. Нужно было ему сразу свернуть
голову этой проклятой курице. Тогда никто бы не заметил. На какой-то миг
Петр спохватился вдруг, что не знает, где же произошло это. Впрочем, он
знал. Конечно, на базаре. В птичьем ряду. Столько раз ему сходило это с рук.
Да и сейчас бы, наверное, сошло бы, не попадись ему на пути, когда он бежал,
этот нубиец. Надо же, раб подставил ножку свободному! Петр представил себе,
как он с размаху упал на камни, и воспоминание о боли коснулось его.
Съемка между тем уже началась. Воины и горожане, выкрикивая что-то,
перебегали с места на место, потом появлялся центурион, делал повелительный
жест, и все замирали, подняв в приветствии руку.
- Стоп! - кричал режиссер. - Делаем дубль!
Сцена повторялась еще раз.
За ней следовали другие эпизоды. Петр рассеянным взглядом скользил по
всему этому, продолжая думать о своем. Ему видно было, как на склоне, среди
огромных валунов, появились какие-то фигуры - наверное, курортники или
местные жители, которые с любопытством следили за тем, что открывалось им
оттуда. И это праздное их любопытство, то, как были они одеты, само их
присутствие - все это было диссонансом тому, что происходило здесь. Они
мешали сосредоточиться, они мешали думать, и Петр повернулся так, чтобы не
видеть их. Какое-то время боковым зрением он продолжал еще чувствовать
зрителей, но потом перестал.
Сойдя с возвышения, на котором стоял, Петр прошел к началу дороги, к тому
месту, где она ближе всего подходила к морю. Оба стражника уже ожидали его
там. Он закинул руки назад, и они обмотали их толстой веревкой.
- Не туго? - спросил один, тот, у которого болел зуб.
Петр покачал головой.
И они пошли по дороге. Впереди Петр, оба стражника за ним, не выпуская из
рук веревки. Рабы, воины, горожане обгоняли их или шли навстречу. Одни
тащили на себе какие-то ноши, другие шли налегке. Петр старался не поднимать
взгляда. Еще утром, еще сегодня утром, мог ли он подумать, что день этот
завершится таким позором? Наедине со своей бедой, он не сразу понял значение
каких-то выкриков, шума и голосов, которые, нарастая, становились все ближе.
- Цезарю слава!