"Юлия Горишняя. Слепой боец " - читать интересную книгу автора

много, чтобы узнать.
Волк попытался задрать морду, чтобы завыть в тоске, но жабья огромная
голова не поднималась - она была устроена не так, чтобы подниматься к небу.
И тогда он заскулил, беспомощно, как щенок.
Каменная жаба в Гэвине все тянула его вперед, туда, к людям. Слепо,
равнодушно, могущественно, и он не мог себе даже вообразить, для чего это
может понадобиться чудовищу, созданному в подземельях Повелителя Царства
Мертвых. Но, если ей было это нужно, Гэвин-человек поступил наоборот: он
уперся в снег всеми четырьмя своими жабьими лапками сразу. А волк, все еще
поскуливая, двинулся вперед. Ведь он был всего лишь волк. Гэвин смотрел, как
тот ползет, и тоска и равнодушие подымались в нем - равнодушие и тоска,
которые он видел когда-то в янтарных глазах. "Какая разница? - говорили
они. - Все теперь бессмысленно".
Потом он бросился вслед за волком, выкладываясь изо всех сил, чтоб
догнать, - то есть ему, конечно же, лишь казалось, что бросился, на самом-то
деле он медленно ковылял, еле ворочая лапами и перепахивая брюхом снег, но
все-таки он двигался чуть быстрее, чем волк, и, догнав, врезался с такою
силой, как только мог, плечом тому в бок, едва не опрокинув. Он был сейчас
по-прежнему крупнее волка. Тот остановился, мотая головой, и Гэвин попытался
загородить ему дорогу.
"Ты туда не пойдешь, - думал он. - Я тебя убью, но ты туда не пойдешь".
- Назад, зверь! - только и смог выдохнуть он.
Но волка убедить словами было бы трудно, будь он даже просто зверь.
Помогли звуки, донесшиеся от деревни. Люди бежали сюда с яростными криками и
наверняка с оружием, гремели колотушки, отгоняющие зло. Тогда то волчье, что
еще было в волке, заговорило в нем страхом перед этим шумом и воплями и
стремлением убраться от них подальше. Подталкивая зверя в бок, Гэвину
удалось-таки развернуть его в обратную сторону. А самого себя ему
приходилось тащить прочь, как тащат стрелу из раны. Кое-как они забрались в
ельник чуть дальше того места, где еще валялась в снегу корзина.
А люди из деревни, что так яро начали свою погоню, чем дальше, тем
меньше вопили и больше били колотушками в щиты. Они уже не бежали, а шли, и
все медленней, и, не доходя до корзины, остановились и некоторое время
глядели на невиданные следы на том месте, где всполошившая их женщина
увидела чудище; и они так и не пошли дальше.
Гэвин их не видел. Он постарался не прислушиваться даже к их голосам.
Ему казалось, что, если он увидит их, - возненавидит и бросится убивать за
то, что они по-прежнему люди, а он - вот такое. И одновременно его все так
же невыносимо тянуло к ним.
Те шесть жаб, что будут теперь похожи еще и на волка, и на Гэвина, тоже
поэтому станут крутиться вокруг людей, хоть им, должно, все равно, кого
есть. И заразят этим еще многих.
Но какая теперь разница? Все бессмысленно. Зато мне дано было
могущество, и дано было не уходить с Земли. Мне дано было еще многое. Мне
дано было... Откуда ты узнал, как освободить меня, человек?! "Где копье?" -
думал Гэвин. Он не помнил, где. На каком-то из привалов, когда он еще делал
привалы и разжигал костры, он не захватил копье с собой, оттого что ему уже
невыносимо стало соседство с частицей Бессмертного Древа, и то была первая
из человеческих вещей, которую он оставил, не заметив этого.
Возле каждого следующего кострища оставалось еще что-нибудь, и очень