"Юлия Горишняя. Слепой боец " - читать интересную книгу автора

этому могла бы помешать.
Тогда в тех краях убили нескольких обыкновенных больных, у которых были
просто корчи от желудка, и уже после того, как все кончилось, люди долго не
могли успокоиться и назвали тот год Зимой Оборотней. Так что к лучшему, что
Гэвин постарался людям не попадаться на глаза, потому что чужеземца в тех
краях вряд ли бы тогда приветили, а уж заподозри кто, что он во всем этом
виноват, и вовсе бы не помиловали.
В лесу, горящем от солнца, нашел для Гэвина волк одного из призраков,
и, когда они его видели, эта тварь выглядела уже почти совсем как человек,
но отчасти и как волк, как будто бы оборотень стал превращаться из человека
в волка и застыл в превращении. Ходила тварь все-таки еще на четырех ногах,
и по спине у нее была серая шерсть, а голова - вытянутая, полная волчьей
жестокости. Но когда она обернулась (выглядела она сонной от сытости, и
Гэвин подошел почти совсем близко, прежде чем она обернулась), он увидел,
что с ее морды смотрят на него знакомые, прекрасные как вечность, всезнающие
янтарные глаза.
- Ты не сможешь меня убить, - сказала она. - Ты знаешь, кто я. Ты не
можешь убить самого себя.
И тогда Гэвин ударил - так, как будто жизнь его зависела от того,
насколько точно попадет копье туда, где могло бы быть сердце, если бы только
у призраков могли быть сердца. И волк взвыл, и вой его был полон тоски.
Голосом, вдруг охрипшим, Гэвин ответил тому, кого больше не было:
- Я только что это сделал.
Потом он добавил:
- И я сделаю это еще пять раз.
Еще пять раз ясеневое копье поднималось и разило без промаха, и еще
пять раз серые призраки, лишившись своей видимости существования, исчезали в
Пустоте за пределами мира, туда, где несуществующему и положено быть, и,
опустившись в пятый и последний раз, копье вдруг потяжелело и выскользнуло у
Гэвина из рук, вонзившись в землю, и вверх из него рванулись ветки, а корни
его вплелись в землю, и когда Гэвин, изумленный, отступил назад, перед ним
стоял ясень - просто ясень, спящий зимним сном в заснеженном лесу.
Исполнив то, для чего было оно предназначено судьбой еще в те
мгновения, когда мир только начинался и первые звери выходили из коры
Мирового Ясеня и пили из родника у его корней, копье вернулось тоже к самому
себе - к своей сути ясеня. Хотя, конечно, Гэвину узнать его было трудно: это
дерево на здешних островах растет кое-где, но редко. Потому-то его древесину
и ценят здесь очень высоко.
- Странно это все-таки, волк, - сказал потом Гэвин, когда они сидели в
лесу у костра и волк, вывернув голову, вылизывал почти заживший бок; иные из
этих тварей набрались от людей столько людского, что могли уже заблуждаться
и полагаться не на истинную свою силу, а на силу клыков и мышц, а у
последней из них была даже дубина.
- Эх, - сказал Гэвин. - Надо бы было мне тебя с женой бельчатника
познакомить. Тебе б ее травы пригодились. Да и мне тоже, - добавил он. Плечо
после удара дубины последней твари, пригревшись у костра, разламывалось.
Волк поднял голову, приоткрыв в усмешке клыки и в глазах у него
проплясали отблески огня.
- И что с того? - сказал Гэвин. - Всего-то раз он меня и успел
зацепить.