"Юлия Горишняя. Слепой боец " - читать интересную книгу автора

его - сиял тайком со скрепы над притолокой, где оно висело. Обнаружили это
только сегодня вечером.
- Ах, волки его заешь, проклятый мальчишка! - сказал Гэвир, его отец,
стукнув по столу тяжелым кулаком. В сердцах ему доводилось говаривать и не
такое. А Дайнен воскликнула:
- Нет! - И добавила немного спустя, уже тише: - Хозяйка Леса, не услышь
эти слова...
Она любила всех своих сыновей и плакала теперь обо всех, кто сейчас в
горах: о старшем, и о втором, и о Гэвине тоже.
Когда Гэвин проснулся и вылез из своего сугроба, с трудом разбросав
толстый слой снега над собой, уже давно наступило утро, и с пронзительно
синего неба солнце горячило кровь. Снега навалило столько, что все было не
узнать. Ели стояли белыми до самых макушек. Кривой и редкий горный лес стал
сказочным чертогом. Но это был загадочный и грозный чертог. Прямо перед
Гэвином чернел в небе гигантский пик, похожий на зубец короны. "Туда и надо
отправиться, - думал он, собирая свое снаряжение и продевая ноги в лыжи. -
Именно в таких местах должен бродить Сребророгий Олень. Может, именно за тем
вот пиком лежит его одинокая долина, где весной он ступает по цветам
каменики".
Гэвину казалось, что он подобрался уже совсем, совсем близко. Чутье на
опасность изменило ему. Огибая иззубренный черный пик, он ступил на снежный
карниз над ущельем, что, прикрытый свежим снегом, обманул бы и куда более
опытного человека, и карниз обрушился под его тяжестью со звуком, похожим на
тихий гром. Но Гэвин не разбился, и его не пропороли вершины елей, росших
внизу; он упал на еловые лапы, и они, спружинив, отшвырнули его на снежную
заметь, которая и приняла его в себя, точно в гагачий пух.
Очнувшись, он несколько раз пытался подняться, и наконец ему это
удалось. Прошло не так уж мало времени, пока Гэвин разглядел, что сейчас все
еще утро, что высоко над ним чернеет все тот же иззубренный пик, видный лишь
наполовину над синим краем снегового карниза, и оттуда вниз идут шестьдесят
отвесных локтей ярко-серой под солнцем гранитной стены, у подножия которой
он сейчас стоял. Тогда задним числом Гэвина затрясло, и он осел на снег.
Потом он начал проверять свои вещи: все ли цело. Левая лыжа пропала, второй
колчан тоже. Копье ушло глубоко в снег, но Гэвин отрыл его. Той же веткой,
должно быть, что сорвала колчан у него с плеча, распорота была слегка на
спине его куртка - хорошо, не кожа. Но больше всего Гэвин пожалел о лыжах.
Это значило - охота закончена. Без лыж не догонишь Сребророгого, когда лежат
такие сугробы. Он оглянулся вокруг. Стены ущелья обступали его, северная -
вся в утреннем свете, южная чернела, как пасть неведомого зверя. Кое-где на
выступах виднелись пятна снега. Немного спустя до Гэвина дошло, что эти
стены не размыкаются - нигде. Он был в каменном колодце: попался, как в
ловчую яму кабан.
До полудня он облазил по кругу все ущелье, пытаясь найти место, где по
гладкому почти камню можно было бы взобраться. Больше чем на несколько
локтей от земли ему не удавалось подняться. В пятый раз соскальзывая
обратно, он зарычал от унижения. Здесь даже не было ничего, что можно
использовать: плоскодонная кружка-ущелье, чахлые ели на северной его
стороне, груды валунов, не прикрытые снегом, у стены напротив. Не заметно ни
птицы, ни зверя; может быть, и трава здесь не росла. Оказавшись на том
месте, откуда он начал обходить свою ловушку, Гэвин сел опять в сугроб.