"Максим Горький. Автобиографические рассказы." - читать интересную книгу автора

- Поступайте в топографическую команду, я возьму вас на Памиры! Вы
увидите самое прекрасное на земле - пустыню. Горы, - это хаос, пустыня -
гармония!
И прищурив большие, серые, странно блуждающие глаза, понижая до шопо-
та мягкий, ласкающий голос, он таинственно жужжал о красоте пустыни, а я
слушал, и меня, до немоты, изумляло: как можно столь обаятельно говорить
о пустоте, о бескрайных песках, непоколебимом молчании, о зное и мучени-
ях жажды?
- Ничего не значит, - сказал он, узнав, что меня не взяли в солдаты.
- Пишите заявление, что желаете поступить добровольцем в команду топог-
рафов и обязуетесь сдать требуемые экзамены, - я вам все устрою.
Заявление написано, подано; с трепетом жду результата. Через нес-
колько дней Пасхалов смущенно сказал мне:
- Оказывается, - вы политически неблагонадежны; тут ничего нельзя
сделать.
И, опустив глаза, он тихо добавил:
- Жаль, что вы скрыли от меня это обстоятельство!
Я сказал, что для меня это "обстоятельство" тоже новость, но он, ка-
жется, не поверил мне. Скоро он уехал из города, а на святках я прочитал
в Московской газете, что этот человек зарезался бритвой в бане.
... Жизнь моя шла путанно и трудно. Я работал в складе пива, перека-
тывал в сыром подвале бочки с места на место, мыл и купорил бутылки. Это
занимало весь мой день. Поступил в контору водочного завода, но в первый
же день службы на меня бросилась борзая собака жены управляющего завода,
- я убил собаку ударом кулака по длинному черепу, и меня тотчас прогна-
ли.
Однажды в тяжелый день, я решил, наконец, показать мою поэму В. Г.
Короленко. Трое суток играла снежная буря, улицы были загромождены суг-
робами, крыши домов - в пышных шапках снега, скворешни - в серебряных
чепчиках, стекла окон затянуты кружевами, а в белесом небе сияло, ослеп-
ляя, жгуче холодное солнце.
Владимир Галактионович жил на окраине города во втором этаже деревян-
ного дома. На панели, перед крыльцом, умело работал широкой лопатой ко-
ренастый человек в меховой шапке странной формы, с наушниками, в корот-
ком, - по колени - плохо сшитом тулупчике, в тяжелых вятских валенках.
Я полез сквозь сугроб на крыльцо.
- Вам кого?
- Короленко.
- Это я.
Из густой, курчавой бороды, богато украшенной инеем, на меня смотрели
карие хорошие глаза. Я не узнал его; встретив на улице, я не видел его
лица. Опираясь на лопату, он молча выслушал мои об'яснения, причины ви-
зита, потом прищурился, вспоминая.
- Знакомая фамилия. Это не о вас ли писал мне, года два тому назад,
некто Ромась, Михайло Антонов? Так!
Входя на лестницу, он спросил:
- Не холодно вам? Очень легко одеты.
И - не громко, как будто беседуя сам с собою:
- Упрямый мужик Ромась! Умный хохол. Где он теперь? В Вятке? Ага...
В маленькой, угловой комнатке, окнами в сад, тесно заставленной двумя