"Анатолий Горло. Большая раковина" - читать интересную книгу автора

затея может окончиться дорожной аварией с вывихами, переломами, больничной
палатой, после чего дорога опять приведет его к Большой Раковине...
Но судьба, кажется, благоволила Гипоталамусу: в соседнем левом ряду,
который двигался несколько быстрее его потока, он увидел через зеркальце
приближающийся гигантский грузовик "черный пеньюар". Малолитражка
Гипоталамуса могла свободно проехать под его брюхом, а попав под задние
колеса, она хрустнет, как таракан. При этой мысли Гипоталамус передернул
плечами. Тем не менее вариант устраивал его вдвойне: во-первых, мгновенная
смерть, во-вторых, есть шансы избежать версии самоубийства (в газетах
неоднократно помещались снимки раздавленных в лепешку машин с заключением
дорожной экспертизы "заклинило систему управления"). А это означает, что его
останки попадут не в мусоропровод, а будут погребены на Сером кладбище рядом
с остальными Гипоталамусами. И тогда Катинас будет обязана двадцать четыре
часа рвать на себе волосы и рыдать на его могиле... Представка себе эту
картину, Гипоталамус даже повеселел и поднял глаза на куклу:
- Прости, Катинас, я знаю, ты любишь свои волосы куда больше, чем
своего, гм, покойного супруга, но что делать, таков ритуал... Ничего,
Катинас, волосы отрастут, мое место займет, пардон, уже занял скотина
Бульбокас. Ну, насчет места в постели тебе, конечно, видней, а вот что будет
делать этот безмозглый болван в хранилище?... Бедные мои пап... Тень
"черного пеньюара" накрыла Гипоталамуса. Он рванул руль влево, направив
"декольте-супер" под брюхо грузовика. Перед тем как угаснуть, его сознание
зафиксировало женский визг тормозных колодок, мужской рев полицейской сирены
и наконец пронзительный детский вопль санитарной машины...

Гипоталамус задыхался, уткнувшись лицом в пухлую грудь своей кормилицы
Амас. Туго запеленутый, он извивался, крутил головой, норовя вытолкнуть
языком толстый пористый сосок, но рука Амас, железным обручем сжав затылок,
продолжала вдавливать его носом в потную мякоть груди, и в его разверзнутый
для крика рот струилась приторно-сладкая клейкая жидкость. Гипоталамус
фыркал, захлебывался, тужился, он чувствовал, как липкие струйки стекают по
подбородку на грудь, на живот, приятно щекочут спину, тело его разомлело,
словно погруженное в теплую ванну, он глубоко вздохнул и медленно приоткрыл
глаза.
Он увидел улыбающееся лицо сестры милосердия. - Пейте, голубчик, -
ласково сказала она. - Надо вам силенок набираться. Иначе вам не то что
сутки, а и часа не выстоять в Большой Раковине... И она снова ткнула ему в
рот склянку с соской. Не разжимая зубов, Гипоталамус мотнул головой, острая
боль пронзила шею, он застонал и потерял сознание.

Когда Гипоталамус опять открыл глаза, он увидел, что лежит посреди
большой больничной палаты. Впрочем "лежит" не то слово, он был подвешен к
потолку с помощью сложной системы кронштейнов. На нем было с полцентнера
гипса, в котором Гипоталамус походил на только что отлитый и оставленный
сушиться памятник. Вокруг стояли люди в белых халатах и, поглядывая на него,
о чем-то тихо беседовали. Гипоталамус скользнул по ним взглядом: у многих
из-под халата выглядывала серая полицейская униформа.
Гипоталамус закрыл глаза и прислушался. - А по-моему, нечего с ним
няньчиться, - говорил сиплый голос, - поставим его на попа в Большую
Раковину, и пусть исполнит свой последний долг. Все одно от Самосуда ему не