"Джон Гоуди. Пелхэм, час двадцать три " - читать интересную книгу автора

плечом и проскользнула внутрь. Уэлкам с интересом взглянул на нее. Миниюбка
из тех, что короче не бывает, длинные ноги в белых туфельках и симаптичная
круглая попка. Пока весьма неплохо, - подумал Уэлкам, - а теперь давайте
посмотрим, как все это выглядит спереди. Он улыбнулся, так как в этот
момент она обернулась, и внимательно осмотрел большие груди, торчащие из
под чего-то бледно-розового, похожего на свитер, под коротеньким зеленым
жакетом, неплохо гармонирующим с крохотной юбкой. Большие глаза, тяжелые
накладные ресницы, широкий яркий рот с явно избыточным количеством
ярко-красной помады, длинные черные волосы, спадающие из-под шляпки с
плоской тульей и загнутыми с одной стороны полями, из тех, что носят обычно
жрицы любви. Австралийская? Анзакская. Да, анзакская шляпка.
Девушка села в передней половине вагона, и когда скрестила ноги,
крохотная юбка задралась почти до шеи. Неплохо. Он сосредоточился на
длинных ногах и бедрах и мысленно представил себе, как они обовьются вокруг
его шеи. Для начала.
- Двадцать восьмая улица, - ангельским голосом пропел кондуктор. -
Следующая остановка - двадцать восьмая улица.
Уэлкам крепко оперся боком на бронзовую ручку двери. Двадцать восьмая
улица. Очень хорошо. Он прикинул примерно число пассажиров. Человек
тридцать или около того, да ещё пара мальчишек возле аварийного выхода в
голове вагона. Половину можно не принимать во внимание. Но только не ту
цыпочку в симпатичной шляпке. Она того стоит, что бы ни сказал Райдер или
кто-нибудь еще. Наверно, это безумие - думать в такой момент о симпатичной
попке? Да, конечно, он просто спятил. Но она того стоит. Она, как говорят в
подобных случаях, вполне подходящий персонаж, чтобы заняться с ней любовью.

Лонгмен

В первом вагоне поезда Лонгмен сидел на том же месте, что и Стивер
пятью вагонами дальше - прямо напротив стальной двери в кабину машиниста,
украшенной тщательно выведенной надписью красным фломастером "Панчо 777".
На его пакете, завернутом в плотную упаковочную бумагу и перевязанном
толстой желтой бечевкой, черным карандашом было написано: "Типография
"Эверест". Улица Лафайета, 826". Он держал его между коленей, положив руки
на верхнюю часть, пальцы теребили узел, которым была завязана бечевка.
Лонгмен сел в поезд Пелхэм Час Двадцать Три на восемьдесят шестой
улице, чтобы быть уверенным, что сидение напротив кабины машиниста окажется
свободным. Нельзя сказать, что это было очень важно, но в этом вопросе он
стоял до конца. Теперь он понимал, что смог добиться своего только
благодаря тому, что остальным участникам на это было просто наплевать. Еще
он понял, что сам настаивал только потому, что знал - никаких возражений не
будет. В противном случае решение должен был бы принять Райдер. И на самом
деле, разве не Райдер виноват, что он оказался втянут в этот кошмар?
Он покосился на двух мальчишек, стоявших у аварийного выхода. Им было
примерно лет восемь и десять, оба одинаково пухленькие и круглолицые, со
здоровым румянцем, и они увлеченно играли в игру, будто это они ведут поезд
через туннель, и соответствующе озвучивали свою игру, помогая голосом. Он
предпочел бы, чтобы их тут не было, но ничего уже не поделаешь. В любом
поезде, в любое время дня найдется ребенок - или несколько, а иной раз
может попасться и взрослый, который затеет романтическую игру в машиниста.