"Элизабет Гоудж. Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны" - читать интересную книгу автора

внезапно упал почти до шепота, но каждое слово слышалось так ясно и
отчетливо, что если кто из паствы и пропустил бы что-то, то только потому,
что был глух как пень.
Мария никогда не слышала, чтобы кто-то молился, как Старый Пастор, и от
его молитвы ее пронзила дрожь благоговения и радости. Он говорил с Богом
так, как будто Тот был не на небесах, а стоял рядом с пастором на кафедре. И
не только рядом с ним, но и с каждым мужчиной, с каждой женщиной и ребенком
в церкви - Бог Сам пришел к Марии, когда пастор молился, и у нее
перехватило горло от волнения и восторга.
Когда Старый Пастор читал прихожанам Библию, он не просто читал ее
нараспев, как это делали пасторы в Лондоне, так что любого вгоняли в сон. Он
читал ее так волнующе, как будто это было сообщение с поля боя, или письмо,
написанное накануне и содержащее величайшую новость. Он проповедовал, избрав
темой проповеди потрясающую красоту мира и необходимость славить за нее Бога
каждое мгновенье жизни или подвегнуться осуждению за такую глубокую
неблагодарность, что даже страшно говорить об этом. В Лондоне Мария всегда
думала во время проповеди о своих нарядах или с интересом разглядывала
других прихожан, но сегодня она только несколько раз принималась
разглаживать складки своей пелеринки и поглаживать муфту и только один раз
повернула голову в тщетной попытке увидеть хоть что-нибудь через дверцу,
закрывающую скамью.
Мария слушала, как зачарованная. Когда они запели последний гимн с
такой силой, как будто хотели приподнять свод церкви, она поняла, что вовсе
не устала и чувствует себя такой же свежей, как в начале службы.
После того, как затихло последнее "аминь", Старый Пастор спустился с
кафедры, прошагал по проходу между рядами и встал у западного портала, чтобы
приветствовать проходящих мимо людей. Мария никогда не видела, чтобы пасторы
так себя вели. Но она не видела раньше ни одного пастора, хоть чем-то
похожего на этого старика, и ни одной службы, хоть в чем-то подобной этой.
Все в этой очаровательной долине было ни на что не похоже.
Старый Пастор, похоже, никогда не задумывался о том, что сказать,
потому что, когда он шел по проходу, Мария слышала, как его громоподобный
голос распекает фермера за то, что он бьет собаку, а мать за то, что она
позволяет ребенку являться в школу с неумытым лицом, мальчика за то, что он
разоряет птичьи гнезда, а маленькую девочку за то, что она выпила молоко,
которое было приготовлено для кошки.
Казалось, он знает, что каждый делал всю прошлую неделю, и его
обвинения настолько попадали в цель, что Мария возблагодарила Небеса, что у
него не было возможности узнать о ее прошлых проделках... "Если бы он так
распекал меня, я бы умерла на месте",- сказала она сама себе...
Однако никто из его паствы, похоже, не обижался ни на его обвинения, ни
на то, что они произносились так громко, что эхо повторяло их. Они краснели,
как свекла, они свешивали головы на грудь, они бормотали извинения, потому
что на самом деле понимали, что виноваты. Казалось, что в Сильвердью у
Старого Пастора есть привилегии, как у короля.
Но он мог и хвалить. Гнев вдруг исчезал из его голоса, и нотка глубокой
радости прокрадывалась в него, как вино, вливаемое в воду. Одна маленькая
девочка помогла своей доброй матери помыть посуду, молодой муж посидел с
ребенком, когда его жене надо было уйти, мальчик перевязал пораненную лапу
щенку. Услышав горячность, с которой Старый Пастор комментировал их