"Александр Говоров. Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

полпфеннига проплывал под днищем корабля. Великий Петр его увидел, отличил
среди других, взял в Россию и сделал тем, что он сейчас есть.
Он усмехнулся в тонкий ус, сняв парик, пригладил седеющие курчавые
волосы. Бывший юнга, сирота, из тех, которые бежали от португальской
инквизиции, теперь одно из первых лиц империи!
Он и силен тем, что среди множества полусонных и коснеющих в лени, он
вечно бдит, вечно мыслит и действует.
Пиши! - толкнул он аудитора. - Спишь на ходу, канцелярская крыса?
Записывай. Каждому жителю противу своего двора чтоб мостить гладко и
устраивать водостоки - таков указ. Еще пиши: на улицах чистота чтоб была.
Никакого скаредства и мертвечины отнюдь чтоб не валялось. Далее пиши.
Указано, чтоб все торгующие в белых были мундирах, а ночью чтоб повивальные
бабки с фонарями ходили наготове, ежели кому нужно родить. Караульщикам
теперь платить будем дороже, по пять алтын, но чтоб при крике "Караул!"
вспоможение чтоб оказывалось неукоснительно. Поющие же и шумящие на улицах
чтоб захватывались и наказывались батогами.
Тут вошел дежурный сотский, желая что-то объявить.
- Сказывай, - позволил Девиер.
- От такусенький... - сотский наклонился, едва не упав, и показал два
вершка от пола. - От малюсенький...
- Что такусенький-малюсенький?
- К вам желают-с... Уединенцию просят-с.
- Зови.

2

Вбежав в присутствие, карлик Нулишка с рыданием повалился на половик.
Он обиженно вытягивал губы, щечки были залиты слезами. Курицын и дежурный
сотский хотели его поднять, но взглянули на грозного шефа и заторопились
выйти вон.
Генерал-полицеймейстер встал, не глядя на рыдающего карлика, достал
черепаховую табакерочку, подарок государыни. Табачок был приятный - а ля
виолетт, то есть с фиалками. Сделал понюшку, с наслаждением чихнул.
В этом-то и был некий секрет! Чтобы угодить при столь дамском дворе,
каким был двор Екатерины Первой, лучше было вообще не пахнуть ничем.
Грубиян фельдмаршал князь Голицын- тот вечно припахивал трактиром.
Генерал-прокурор Ягужинский, сын дьячка, хотя и граф, пованивал лампадой.
Хитрец вице-канцлер Остерман, с его склонностью изображать из себя
страдальца, смердил лекарствами.
А красавчик Левенвольд как раз и брал верх при дворе тем, что не имел
запахов. Не пил, не курил, табаку не нюхал, жасмином не душился и не пах
ничем! Его же, Девиера, один проезжий француз научил - в нюхательный
табачок прибавлять мелко тертые фиалки, что и называется - а ля виолетт. И
тем самым Девиер самого Левенвольда переплюнул!
- Ну, наревелся? - сказал он карлику строго. - Ты чего сюда пришел?
Не помнишь запрета?
- Нулишку обидели, Нулишку побили! - хныкал карлик, одним глазом
поглядывая, не смилостивился ли всесильный полицейский.
Через пень-колоду он сообщил, что кто-то с кем-то встречался давеча в
Итальянском саду. Генерал-полицеймейстер его и за шиворот тряс, и квасом