"Александр Говоров. Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

размягчить свои нервы, задубевшие в нечеловеческом переходе через океан.
Здесь, однако, проявлялись, по крайней мере, три неясных момента,
которые смазывали всю картину.
Во-первых, почему Тузов не доложил сразу ему,
генерал-полицеймейстеру, как он был обязан к этому присягой? Девиер знал
Тузова как офицера точного и исполнительного.
Во-вторых, кто же сей академикус, владелец злополучного камня, и
зачем он тайно встречался с английским милордом? Девиер имел списки всех
новоприбывших академиков, но кто из них именно утратил камень? И почему не
заявил в полицию?
В-третьих, что такое сам философский камень, предмет распри мудрецов?
Девиеру по его нелегкой полицейской службе знакомы всяческие ворожеи с
гаданьями, кликуши с пророчествами, колдуны с превращениями, но такой
диковины он еще не знал.
Тревожило обстоятельство, что академикус тот собирался его государыне
преподносить. Ежели так, двор вскоре узнает о его существовании, подлинном
или мнимом. И тогда Антон Девиер, сенатор и кавалер ордена Андрея
Первозванного, должен знать о нем раньше и больше всех.
А тут и Сонька Золотая Ручка!
Об ней где только не судачат, но даже тайные подсыльщики плечами
пожимают. И при дворе о ней заходит речь, а он, он всесильный бог полиции
отделывается милым анекдотцем!
Но сыщицкое чутье ему подсказывает: здесь не простая татьба, тут
поднимай выше! Здесь в один узел может быть завязана и пропажа философского
камня, и загадочный академикус, и даже такая, казалось бы, далекая вещь,
как внезапное появление британско-датского союзного флота у берегов
Эстляндии, о чем сообщали морские дозоры.
Тут большая политика! И политику эту вершить теперь Антону Девиеру,
больше некому. Государыня слаба, и век ее недолог. Ромодановский, старый
кровосос, волею божьею помре, и Преображенский его приказ заплечных дел
захирел совершенно. Ушаков, гениальный фискал, после кончины Петра сажает
капусту у себя в огороде. Не могут ему простить вельможи его ретивости в
искоренении казнокрадства.
Кто же теперь? Только Антон Девиер.
Правда, есть еще светлейший князь, генерал-фельдмаршал,
санктпетербургский генерал-губернатор Александр Данилович, его, Девиера,
свояк и первое лицо в империи. Но и он на чем-нибудь да споткнется: если не
на курляндском герцогстве, то на ста тысячах ефимков, позаимствованных из
казны; если не на жителях города Батурина, которых он раздел и по миру
пустил, то на великом князе Петре Алексеевиче. Царевич этот - мальчик;
мальчик, а на всеобщего благодетеля косенько так поглядывает!
А что же делать с этой босоногой нимфой в крашенинном платке,
повязанном на самые брови, которая только и талдычит свое: "Максим
Петрович, Максим Петрович..." Кнутом, что ли, пройтись или так пугануть?
Девиер заправился понюшкой а ля виолетт и, комически сдвинув брови,
спросил:
- А может быть, та Сонька полюбила его?
- Кого?
- Да Максима Петровича твоего! Алена вся обмерла. Эта простая мысль
не приходила ей в голову.