"Александр Говоров. Последние Каролинги " - читать интересную книгу автора

Канцлер спохватился, что военный совет слышит много лишнего, и
распустил всех до утра. Проводил архиепископа, которого вели два юных
послушника - светловолосый, будто ангел, и черный, как вороненок.
Тогда в давящей тишине крипты зашелестел голос нотария Фулька. Он
осмеливался вновь напомнить о том, что есть надежнейший цемент, связующее
средство, - святая наша матерь церковь. Дать только ей такую силу, такую
власть, чтобы железом и огнем могла искоренять любое инакомыслие, любое
своемудрие... Нет власти над умами, и оттого такой развал.
- Я сам епископ, - высокомерно прервал его Гугон, - и знаю, что должна
делать церковь, а что не должна. Двести лет назад Карл Мартелл, чтобы
отразить сарацин, отнял у галльской церкви все ее угодья и раздал своим
ратникам, свободным землепашцам!
- Зато половину сарацинских трофеев он отдал церкви.
- Да, но прежде чем думать о раздаче трофеев, надо как-то победить. А
времени размышлять уже нету. Пока мы сейчас заседали, вестник подал
донесение прямо мне. Ты знаешь, я отправлял к Сигурду послов с согласием
платить дань. А он велел им обрезать уши! Сказал: я, мол, грабежом у вас
больше соберу.
Канцлер погрузился в глубокое раздумье, а Фульк уныло поигрывал золотой
цепочкой от зрительного стекла.
- И, однако, ты, нотарий, прав, - очнулся от размышлений канцлер, - нас
спасет либо церковь, либо никто. Только не так, как ты, скудоумец,
предполагаешь. Бери-ка перо! Повелеваю: во всех монастырях, епископствах,
приходах ударить в набат... Боже, сколько там монахов, клириков,
послушников, служек всяких! И какие все здоровяки!
День кончился, оставив все свои заботы тяжким грузом на сердце. Отошли
с поклонами нотарий, доместики унесли тазы, в которых омывалось тучное тело
канцлера. Диаконы притушили свечи и удалились на цыпочках. Канцлер у
одинокой лампады все молился о немыслимо грандиозной империи Карла Великого,
которую предстояло сохранить.
А массивные своды давили, будто ладони столбов уж не выдерживали толщь.
Игла вонзилась в сердце, отдаваясь болью, и Гугон закричал скорбно, как
ягненок.

2

Колокола святого Эриберта надрывались. Звонари падали от усталости, их
обливали водой, и они, повиснув на веревках, снова раскачивали медные языки.
В распахнутые ворота въезжали вереницы телег, стреноженные кони паслись
на клумбах, ратники лежали у костров. Приор Балдуин в каске, которая
сползала ему на нос, деловитый, как боевой петушок, раздавал приказания,
распределял оружие и провиант. В базилике хор охрип и еле вторил заунывным
мольбам органа, В канун Иоанна Предтечи прискакал всадник с повелением
выступать. Люди закричали, заржали лошади, завизжали поросята в обозных
фурах. Заплакали, провожая, монахини и поселянки. Колокола умолкли, лишь
большой Хиль скорбно отмеривал минуты расставания.
Азарика, запыхавшись, прибежала из леса, где по просьбе Фортуната
закапывала их книги и утварь. Свирепый Балдуин отпустил ей щелчок, и она
принялась искать свою сотню.
У белой стены базилики грозно выстроился ряд всадников на добрых конях.