"Александр Говоров. Санктпетербургские кунсткамеры " - читать интересную книгу автора

бы им какой-нибудь дворец, а Кикины сии палаты оставила для науки. Шумахер с
утра успел уже и к президенту Блументросту слетать, авось он шепнет ей на
благосклонное ушко.
Ах эти принцы! Лет двадцать тому назад в Россию кого-нибудь путного
калачом было не заманить. Считалась эта страна дикой, хуже, чем Америка. Но
как только выросший колосс петровской империи замаячил на перекрестках
мировой политики - и едут, и идут, и плывут в ново-основанную столицу.
Тем более что сама-то владычица, Екатерина Первая, в прошлом - сирота,
портомоя. А вот сочеталась же с династией византийской и дочерей желает
видеть за отпрысками знатнейших домов Европы. Потому и едут, и плывут, и
чуть не летят.
Когда в 1723 году покойный Петр Алексеевич повелел короновать жену
императорским венцом, в манифестах было объявлено - родитель царицы сей есть
не кто иной, как обедневший шляхтич литовский - Самуил Скавронский. И
как-нибудь иначе российскому обывателю не то что говорить, а и думать было
заказано.
При обращении в православную веру дочь Скавронского, Марта, была
наречена Екатериной Алексеевной. Сказывалось официально, что государь увидел
ее воспитанницей в доме благочестивого лютеранского пастора и взял в жены.
Но говорит народ, не умолкает, а народу на роток не накинешь платок, -
и про некоего шведского трубача, и про другого шведа, и про третьего. И про
фельдмаршала Шереметева, которому она, та Марта, портки стирала. А паче
всего говорят про светлейшего князя Меншикова... И все те люди будто бы
сироту Марту пригревали.
Что сирота? Она подобна ягоде землянике - кто ни наклонится, всяк
щипнет.
Рассказывал как-то один Шумахеров приятель из герольдмейстерской
канцелярии, который за рюмку доброго шнапса может любую новость преподнести.
Будто покойному Петру Алексеевичу донесли однажды, что в Лифляндии некий
мужик похваляется, что он-де самому царю сродственник, потому что его,
мужика, родная сестра есть царева жена. И взяли того мужика и допросили
строго, хотя без членовредительства. И мужик тот назвался Карлом
Самойловичем и показал, что, когда была шведская война и погром и разорение,
он сам, малолетний, и его братья и сестры разбежались кто куда. А больше
ничего показать не смог.
Тогда, не сказав жене и единого слова, царь устроил ей с тем Карлом
Самойловичем внезапную встречу. И царица брата своего без малейшей запинки
признала, хотя прошло столько лет!
И все же не торопился признавать своих новых родственников Петр
Алексеевич, не спешил приближать. То ли уж шибко были неказисты, то ли в
собственной жене он был как-то не очень уверен.
Шумахер вздрогнул и оглянулся, как будто кто-то мог узнать его тайные
мысли. Но в кураторском высоком кабинете было, как всегда, сумрачно и тихо,
размеренно шли гамбургские напольные часы.
После же кончины любимого супруга, поосмотревшись да пообвыкнув,
самодержица Екатерина Алексеевна взялась за розыск своих близких. И стали
прибывать в столицу Скавронские, еще их называют Сковородскими, и
Веселевские, и Дуклясы... Каждая вновь являющаяся фамилия претендовала на
дворец, и на кошт, и на рабов, а говорят, уж и патенты им заготовлялись на
титулы графов или герцогов.