"Богумил Грабал. Прекрасные мгновения печали" - читать интересную книгу автора

котором мерцали дрожащие звезды. Редкие прохожие шли мимо меня кто с работы,
кто на работу, несколько рыбаков с бамбуковыми удочками, отправляясь на
рыбалку, спустились к реке. И не успел я перейти через мост, небо
прояснилось, и я был рад, что видел, как прекрасно нежно-голубое небо на
рассвете, озаряемое газовыми фонарями на опорах моста или на Мостецкой
улице. Когда я достиг храмовой площади, небо прояснилось еще больше и дало
светлую трещину на востоке, и розовое сияние залило церковь святого Илии,
сложенную из красного кирпича; газовые фонари теперь светили только для
самих себя, сине-розовый свет тянулся от реки и нисходил с небес на улицы и
площади, и газовые фонари светили только для себя. Из ворот вышел пан
Рамбоусек, на ходу он соединял с помощью латунной насадки бамбуковые
палочки, из которых, когда он достиг храмовой площади, получился длинный
шест. И он шагал от одного столба к другому, маленький человечек в котелке,
засовывал крючок в утробу фонарей и гасил их один за другим, будто убирал
фитиль керосиновой лампы. Только сейчас я заметил, что в газовых фонарях
весь день горит крохотный огонек, и я видел, что они идут отдохнуть, точно
так же, как люди.
Вот так я обошел весь городок переулками вокруг крепостных стен; через
открытые окна было видно, что все уже встают, на улицы выезжали тележки
молочников, и пекари разносили в корзинах булочки, а пан Рамбоусек гасил
остатки ночи. Газовые фонари стояли по стойке смирно, и у каждой лампы в ее
застекленной утробе таился зародыш вечера. У последнего столба пан Рамбоусек
обернулся, я же замер на почтительном расстоянии от него и смотрел, как
фонарщик протягивает ко мне руку с зажатым в ней бамбуковым шестом. Он
кивнул и потряс им в воздухе. Я кивнул в ответ и весь обратился в зрение и
слух. Пан Рамбоусек добродушно покачал головой, по-прежнему протягивая мне
бамбуковый шест. Я двинулся к нему, будто к алтарю, взял шест и устремил
взгляд вверх. Небо было синее, желтый чулочек газа в фонаре казался не
больше и ничуть не светлее, чем крылышки бабочки-капустницы. И, видя крючок
на конце шеста и крючок под рожком фонаря, я зацепил один другим. Сам пан
Рамбоусек стоял, совершенно ошеломленный этим зрелищем, я же потянул на себя
бамбуковый шест, и мне почудилось, будто я погасил небеса. Лицо пана
Рамбоусека было все в мелких морщинках, которые разбегались от носа к ушам,
и это лицо мне улыбалось. Я поцеловал бамбуковый шест и вернул его. В тот
момент я понял, что пан Рамбоусек, который озаряет вечер и гасит ночь, не
может заболеть, потому что его труд - это не что иное, как сияние звезды
вечерней и звезды утренней. И я знал: если однажды утром, когда я отправлюсь
в школу, или в полдень, когда я пойду обратно, в нашем городе все еще будут
светить газовые фонари, то это будет означать, что пан Рамбоусек под утро
умер.
ПРЕКРАСНЫЕ МГНОВЕНИЯ ПЕЧАЛИ

Осенью, по субботам и воскресеньям, гремели охотничьи ружья. И когда я
прибегал из школы домой, то, ослепленный сентябрьским солнцем, падал в
темном коридоре, споткнувшись о груду куропаток или зайцев. Это трактирщики,
которым отец составлял налоговые отчеты, отдаривались дичью. Матушка
подвешивала зайцев под балками на чердаке, а куропаток в кладовой, всех
головами вниз. И только после того как из заячьих носов начинала капать
кровь, а из куропаток сыпаться черви, матушка снимала их и разделывала. Все
мы, и особенно наши гости из городка, с нетерпением ждали пира. Матушка