"Даниил Гранин. Эта странная жизнь" - читать интересную книгу автора

активности не уступавший, несомненно, американцам) и
несомненный умственный загребинизм: он с детства стремился к
самообразованию, и умственные интересы, самые живые, сохранил
до самой смерти. Умер он восьмидесяти шести лет от роду во
время Великой Отечественной войны. У меня материальный
загребинизм ослабел. Это вызвало в свое время огорчение моего
отца, который (один из немногих) высоко ценил мои практические
способности и иногда вздыхал: "Эх, если бы Саша мне помогал, мы
бы пол Новгородской губернии скупили". Эти вздохи выражали
единственную ноту протеста против избранной мною научной
карьеры, которой он не только не препятствовал, но всеми силами
содействовал. После революции ему, конечно, не пришлось жалеть
о сделанном мной выборе. Интеллектуальный загребинизм у меня
сохранился полностью в смысле неослабевающего интереса к
разнообразным и все более широким знаниям. Наконец, в моем
генофонде имеется несомненный ген филантропизма. Об этом
свидетельствует моя фамилия - Любищев. Основателем ее, кажется,
был мой прадедушка Сергей Артемьевич, который любил говорить
при обращении: "Любищипочтеннейший", отчего и произошла наша
фамилия. Отец мой был исключительно благожелательный человек и
всегда думал о людях лучше, чем они того заслуживали; и только
тогда верил какому-нибудь порочащему слуху, когда все сомнения
исчезали.
Вот какова моя генеалогия: как видите, мои качества я
получил от моих предков, в первую очередь от моего незабвенного
отца, но, видимо, многое заимствовал от моего дедушки, Дмитрия
Васильевича, который меня особенно любил с раннего детства,
хотя вообще детей особенно не жаловал.


Самооценки Любищева позволяют выяснить некоторые его
нравственные критерии, может быть наиболее существенное в этом
характере. Потому что, когда сталкиваются наука и
нравственность, меня прежде всего интересует нравственность. Не
только меня. Пожалуй, большинству людей душевный облик Ивана
Петровича Павлова, Дмитрия Ивановича Менделеева, Нильса Бора
важнее деталей их научных достижений. Пусть противопоставление
условно - я согласен на любые условности, чтобы подчеркнуть эту
мысль. Чем выше научный престиж, тем интереснее нравственный
уровень ученого.
Научная работа Игоря Курчатова и Роберта Оппенгеймера,
вероятно, сравнима, но людей всегда будет привлекать
благородный подвиг Курчатова, и они будут задумываться над
мучительной трагедией Оппенгеймера. Среди высших созданий
человека наиболее достойные и прочные - нравственные ценности.
С годами ученики без сожаления меняют себе наставников,
мастеров, учителей, меняют шефов, меняют любимых художников,
писателей, но тому, кому посчастливится встретить человека
чистого, душевно красивого - из тех, к кому прилепляешься
сердцем, - ему нечего менять: человек не может перерасти