"Даниил Гранин. Прекрасная Ута (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

Тельман, Клара Цеткин, Либкнехт, даже Бетховена называли. От этих имен мы
смягчились и были готовы к прощению, к братанию. Мы недавно видели сцены
братания в звуковом фильме "Снайпер". Согласно фильму и учебникам
обществоведения, и нынешний немец, наверное, должен бы покраснеть,
опустить свои светлые ресницы и сказать с чувством примерно следующее:
- Буржуазия, то есть гитлеровская клика, направила меня на моих братьев
по классу. Надо повернуть штык, то есть автомат, против собственных
эксплуататоров, - что-то в этом роде.
Нас этому учили. Мы верили, что пролетариат Германии не станет воевать
со Страной Советов. Мы честно пытались пробудить классовое сознание этого
первого нашего немца.
Но он не опускал своих светлых ресниц и не краснел, он недоуменно
похлопал своими светлыми ресницами и наконец, поняв, о чем идет речь,
рассмеялся и сказал:
- Вы будете уничтожены.
- То есть как это?
- Все. Все, кто не подчинится.
На него закричали. Кто-то сунул ему под нос кукиш. Но он и глазом не
повел.
- Таков приказ фюрера, - сказал он.
Он нисколько не испугался, он смотрел на нас без интереса, как на
покойников. Потом он замолчал, выдул сигареты, закурил и, когда я стал
задавать ему еще какие-то вопросы, молча выпустил дым мне в лицо.
Я тогда еще не курил, я закашлялся, он засмеялся, - может быть, со
стороны это и было смешно, так же как смешны были наши слова к нему.
Очень хотелось ударить его. Мы все были заводские, и по воскресеньям
где-нибудь за Красненьким или в Шереметьевском парке у нас бывали драки,
тут же все стояли, и никто не смог его ударить. Мы еще на что-то
надеялись. Может быть, мы плохие агитаторы, не нашли путь к его сердцу. А
может быть, он социально темный, одураченный нацистской пропагандой.
Главным нашим чувством в те дни было чувство обиды, оскорбления. Мы не
соединяли немцев с фашистами и с теми солдатами, которые вторглись в нашу
страну.



РАЗНАЯ ВОЙНА


А через полгода я лежал под Пушкином и смотрел в оптику за немецким
дотом, утром оттуда выходили солдаты, и я надеялся подстрелить хотя бы
одного-двух, прежде чем меня засекут. Единственное тогда, что мы могли, -
это охотиться, терпеливо ждать, пока в ложбине покажется сизая шинель.
Убей его! Нужно было неподвижно лежать целый день, лишь с вечерней
темнотой я мог уползти к своим. Весь день, коченея и обмораживаясь, я
прятался в снежной траншейке ради того, чтобы убить немца. Где была тогда
прекрасная Ута?
Мы шли по Марсову полю с Клеммом Кристенсом и его приятелем. Я
познакомился с Клеммом в Мельбурне, а теперь он приехал в Ленинград. На
Марсовом поле росла картошка, то есть сейчас там росли цветы, а я