"Даниил Гранин. Наш комбат (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автораЗачем мне подхалимничать? Думаете, я забыл, кто пайкой собственной
разведчиков награждал? А каждую ночь все взводы обходил? Кто меня мордой в снег? Я уже совсем доходил. А он меня умыл, по щекам надавал, петь заставил. Может, я вам жизнью обязан. - Не один ты, - ревниво сказал Рязанцев. - Кто ж еще? Ты, что ли? Или ты? - комбат ткнул в меня пальцем, непонятно злясь и нервничая. Измятое лицо его дергалось, руки бессильно отмахивались, только глаза оставались неподвижными - жесткие, сощуренные, как тогда в прицеле над винтовкой, отобранной у меня, хреновой моей винтовкой с треснутой ложей. Он выстрелил, и сразу немцы подняли ответную пальбу, взвыли минами. Комбат не спеша передвинулся и опять пострелял. Это было в октябре, впервые он пришел к нам в окоп - фуражечка набекрень, сапожки начищены, - пижон, бобик, начальничек; взводный шел за ним и бубнил про приказ. Был такой приказ - без нужды не стрелять, чтобы не вызывать ответного - огня. Ах, раз не стрелять - так не стрелять, нам еще спокойней. Мы, пригибаясь, шли за ними, матеря весь этот шухер, который он поднял. Комбат только посмеивался. "Без нужды, - повторял он, - так у вас же каждый день нужда, и малая, и большая. Что же это за война такая - не стрелять?" И все стрелял и дразнил немцев, пока и у нас не появилось злое озорство, то, чего так не хватало в нашей блокадной, угрюмой войне. Нет, он был отличный комбат. - Да и я тоже вам обязан, - вырвалось у меня. - И может быть, больше других... Не обращая внимания на его смешок, я что-то выкрикивал, захваченный общим волнением: сейчас прошлое было мне важнее настоящего. Здесь мы стали настойчивость, с какой он тащил нас сюда, может, всего лишь наивный замысел - услышать похвалы своих однополчан, - а теперь он нервничает и стыдится, что затеял все это... Дождь измельчал, сыпал неслышной пылью. Позади остались залитые водой окопы Сазотова - наш передний край, наша лобовая броня. Мы шли на "аппендицит". Комбат шагал один впереди, за ним его солдаты, три солдата, и все равно это был батальон. Снова, в который раз, наш батальон вступал на ничейную. Из травы выпорхнула птаха. Рязанцев вздрогнул, нагнулся, поднял серую кость - обломок челюсти. Мы ковырнули землю - обнажился ржавый пулеметный диск и рядом осколки, а глубже позеленелые гильзы, обломок каски, кости, осколки, всюду осколки, земля была полна осколков, ржа работала не так-то уж быстро. - Великое дело восстановить правду войны, - рассуждал Рязанцев. - Возьмем историю нашего батальона... Правда войны... восстановить правду - кто бы мог подумать, что это станет проблемой. Летом наш отдельный батальон, то, что от него осталось, отвели на переформирование, мы не знали, кто, как взял этот "аппендицит", - так он и остался для нас неприступным. Зеленый уступ его медленно приближался. - И никто не стреляет, - удивился Володя. |
|
|