"Даниил Гранин. Наш комбат (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

- Видите. Так что ты, Витя, выше нос! Никто пути пройденного у нас не
отберет!
Рязанцев пригладил волосы, он держался кротко, всепрощающе.
- Обидно, конечно. Ведь себя не щадили... Тем более - раз достоверно
нельзя считать...
- По нулям, - сказал Володя. - Инцидент исчерпан. Забыть и растереть.
Я ждал, что ответит комбат. Не могло же так кончиться. Мы сели в
машину, Рязанцев впереди, рядом с Володей, затем комбат; мы следили, как
он садится, словно конвойные или почетный эскорт. Он уселся послушно,
пряменько, машина тронулась, и он все молчал и потирал лоб, как будто не
понимая, что произошло. У Пулкова шоссе свернуло к городу, участок нашего
батальона остался позади, деревья, дома, заборы торопливо прикрывали его.
Я понял, что все, больше уже ничего не будет, можно не беспокоиться,
комбат наш остается на пьедестале, и мы у подножия, вокруг него, как на
памятнике Екатерине, верные его сподвижники. Он останется хотя бы ради
нас, не можем же мы сидеть, если наверху никого не будет. То, что было, -
священно, никакие колодцы не меняют главного, и никто ни в чем не виноват.
Нельзя разрешать, чтобы кто-то был виноват, в крайнем случае мы разделим
вину по-братски, все немножко виноваты. Когда виноваты все, некого судить.
Мы сидели раздвинувшись, и я ощущал свой висок под его взглядом. Каким
он видел меня сейчас? Что у меня на лице? Я пытался представить себя со
стороны - ничего не получалось. И так всю жизнь, никогда не можешь увидеть
себя самого, движение лица, походку, жесты. Впрочем, так бывало, и
отчетливо, в момент какого-то поступка. А если нет поступков? Если одни
рассуждения и размышления. И наблюдения. И потом оценки и переоценки...
Приближался город. Машина, покачивая, уносила нас прочь от того
одичалого поля, которое давно пора застроить, колодцы завалить, засыпать
окопы, - не надо нам этих укоров, нам достаточно памятников, могил и
действительно хороших воспоминаний. Какого черта, когда мы можем
рассказать друг другу о том, как мы громили фашистов, какие мы устраивали
окружения, клещи, освобождали Прагу, про то, как мы входили в Восточную
Пруссию.
Сонно урчал мотор, в машине было тепло, мы двигались навстречу нашим
женам, квартирам, работе и нашему расставанию с приятными словами и
обещаниями. "А поезд уходит, - вспомнилось мне. - Ты слышишь, уходит
поезд, сегодня и ежедневно".
Это были слова из одной славной песни; очевидно, никто не знал ее, даже
Володя не знал, но мне кажется, что они сразу поняли, что это за поезд,
потому что все промолчали. Впрочем, я не уверен, что сказал про поезд
вслух, я только слышал, как мы все молчим и машина набирает скорость после
перекрестков. Каждый из нас мог сойти в любую секунду. Машина одолевала
краткий промежуток между прошлым и будущим, и я вдруг почувствовал, что
это тот миг, который дается для выбора. Или - или. Ничто, никакие оценки
потом не заменят мне ни упущенного, ни совершенного. То, что есть сейчас,
не повторится никогда. Поезд уйдет, это не страница рукописи, которую
можно переписать.
- Артиллерия, - я откашлялся, - по оврагу артиллерия никогда не
стреляла. Овраг не был пристрелян. Мы все это знаем. Чего же притворяться?
- Кстати, насчет обоев, - сказал Володя. - Мы тоже собрались ремонт
делать.