"Даниил Гранин. Наш комбат (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

- Ты что? - воскликнул Рязанцев. - Комиссара забыл?
- Его понизили в звании, послали на пятачок, - сказал комбат. -
Кажется, он погиб там.
- А почему его взяли от нас? - спросил Володя.
Комбат рассказал, как однажды, в феврале сорок второго, Елизаров
предложил на случай прорыва немцев разбить батальон заранее на несколько
отрядов, для ведения уличных боев внутри Ленинграда.
- Мы с ним стали обсуждать, - сказал комбат, - а при этом был Баскаков.
- Ну что с того? - спросил я.
Рязанцев положил мне руку на колено.
- Подумать только, ты был совсем мальчик. Носил кожаные штаны. А где вы
теперь работаете?
Он все время путался - то "ты", то "вы". Заглядывал в глаза. Что-то в
нем было неуверенное, бедственное.
- Ну и что Баскаков? - напомнил я.
- Интересно, где теперь Баскаков, - сказал Рязанцев. - Я многих уже
разыскал. Хочу устроить вечер встречи. Шумиловский, начхим наш, помните?
Директором трампарка работает. А Костя Сазотов, он агентом на обувной
базе.
- Кем? - спросил я.
- Агентом, по части обуви.
Костя был героем батальона. Его взвод закопался в семидесяти метрах от
немцев. У нас тогда все измерялось тем, кто ближе к противнику. Начхим,
который обитал во втором эшелоне, - он директор, а Костя Сазотов агент по
тапочкам и сандалиям. А комбат? Кажется, он работает учителем. Впрочем,
какая разница. Это не имеет никакого отношения к тому, что было. Мы были
связаны прошлым, и только прошлым.
- Что же дальше было с Елизаровым?
- Неприятности у него были... - сказал комбат. - Приклеили ему
пораженческие настроения.
Вот оно как это все было. А мы-то... Никто толком не знал. Ходил
какой-то слушок. Что-то, мол, нехорошее, в чем-то старик замешан, и мы не
то чтоб поверили, а как-то примирились, не расспрашивали.
- Какое ж это пораженчество, - сказал я. - Разве мы не боялись, что
немцы прорвутся? Боялись. Факт. С января мы совсем от голода доходили.
Снарядов не хватало...
Комбат обернулся ко мне. Наверное, я говорил слишком громко,
вознаграждая себя за то, что такие вещи мы старались в те времена не
произносить вслух, даже думать об этом избегали. Рязанцев, тот поежился,
мягко пояснил мне:
- В тех условиях не следовало, особенно политработнику, допускать даже
мысли такой... Мы должны были укреплять дух. Баскаков обязан был. У него
свои правила. Представляешь, если бы мы заранее ориентировали на
поражение...
- Сукин сын твой Баскаков, - сказал я. - Ведь он не возражал. Слушал и
сообщал. Вот с кем бы встретиться! Спросить его...
Комбат, прищурясь, разглядывал меня.
- Сейчас спрашивать куда как просто, - суховато сказал он, и Рязанцев
подхватил удрученно:
- Задним умом многие сейчас крепки стали.