"Даниил Гранин. Наш комбат (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

Я озирался, я прошел вперед, свернул, опять свернул, закрыл глаза,
пытаясь представить ее расположение, то, что окружало меня изо дня в день,
неделями, месяцами. "Все заросло, - вдруг угрожающе всплыла чья-то строка,
- развалины и память..." Я-то был уверен, что, приехав сюда, сразу узнаю
все; даже если бы это поле было перепахано, застроено, я бы нашел место
нашей землянки, каждый метр здесь прожит, исползан на брюхе, был последней
минутой, крайней точкой, пределом голода, страха, дружбы.
Володя окликнул меня. Я не хотел признаваться ему, я еще ждал.
- Послушай, а где "аппендицит"? - спросил он.
- Эх ты, - сказал я.
Уж "аппендицит-то, вклиненный в нашу оборону, проклятый "аппендицит",
который торчал перед нами всю зиму... Я посмотрел вперед, посмотрел
вправо, влево... Вялая жирная трава вздрагивала под мелким дождем.
Валялась разбитая бутылка, откуда-то доносились позывные футбольного
матча. Все было съедено ржавчиной времени. Я рыскал глазами по затянутому
дождем полю, где вроде ничего не изменилось. Я искал знакомые воронки,
замаскированные доты, из-за которых нам не было жизни, даже ночью оттуда
били по пристрелянным нашим ходам, мешая носить дрова, несколько раз
пробили супной бачок, мы остались без жратвы и ползали вместе со
старшиной, собирая снег, куда пролилась положенная нам баланда. Мы без
конца штурмовали "аппендицит", сколько раз мы ходили в атаку и
откатывались, подбирая раненых. Лучших наших ребят отнял "аппендицит", вся
война сосредоточилась на этом выступе, там был Берлин, стоял рейхстаг.
Из-за этих догов мы ходили скрюченные, пригнувшись по мелким нашим
замороженным окопам, и в низких землянках нельзя было распрямиться, нигде
мы не могли распрямиться, только убитые вытягивали перепрелые обмороженные
ноги.
Я искал себя на этом поле и не мог отыскать, не за что было зацепиться,
удержаться на его гладко-зеленой беспамятности. Когда-то насыщенное жизнью
и смертью, разделенное на секторы, участки, оно было высмотрено, полно
ориентиров, затаенных знаков, выучено наизусть, навечно... Где оно? Может,
его и не было? Доказательства утрачены. А если б я приехал сюда со своими,
- я со страхом слышал свои беспомощные оправдания...
- Но что, - приставал Володя. - Где?
Комбат - единственный, кто знал дорогу в ту зиму, кто соединил нас с
нашей молодой войной. Мы догнали его. Покаянно, со страхом Володя спросил,
и комбат указал на еле заметный холм, который и был "аппендицитом". Вслед
за его словами стало что-то проступать, обозначаться. Поле разделилось
хотя бы примерно: здесь - мы, там - немцы. Мы шли вдоль линии фронта, не
отставая от комбата, и я готов был простить ему все, лишь бы он показал
нашу землянку, церковь, участок первой роты, взвод Сазотова, вторую
роту...
Развалины церкви сохранились, остатки могучей ее кладки, своды
непробиваемых подвалов, лучшее наше убежище, спасение наше.
- Безуглый, - произнес комбат.
И сразу вспомнилось, как сюда ходил молиться Безуглый. Начинался
обстрел, Безуглый вынимал крестик, целовал его. В землянке перед сном
шептал молитву. Он ужасался, когда мы притаскивали с кладбища деревянные
кресты для печки.
- Неоднократно я с ним беседовал, - сказал Рязанцев. - Из него бы можно