"Даниил Гранин. Еще заметен след (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

Гладкое лицо ее оставалось бесстрастным, жизнь шла в темноте глаз, она
мысленно повторяла за мной текст, и где-то в черной глубине весело
проискрило. Это был отблеск той внутренней улыбки, с какой она сравнивала
меня и того лейтенанта. Я увидел ее глазами обоих: тоненького,
перетянутого в талии широким ремнем, в пилотке, которая так шла шевелюре,
и в фуражке, которая так шла его узкому лицу, кирзовые сапоги, которыми он
умел так лихо щелкать, - молочно-розовый лейтенант, привычный портрет,
который она набросала по дороге сюда, - и другого, плешивого, с отвислыми
щеками, припадающего на правую ногу от боли в колене, - скучный, мало
приятный, невеселый тип, который ныне тот самый Тоха. Не ожидала она найти
такое? От соединения их и произошла улыбка. Наверное, это было и впрямь
смешно. За тридцать с лишним лет каждого уводит куда-то в сторону. Никто
не стареет по прямой...
- Это про вас написано? - спросила она.
- Может, и про меня, теперь трудно установить.
- Никакого другого Антона Дударова в Ленинграде нет. Вашего возраста, -
добавила она.
- Чье это письмо?
- Лукина Бориса.
Она ждала. Она была уверена, что я ахну, пущу слезу, что из меня
посыплются воспоминания. Ничего не найдя на моем лице, она нахмурилась.
- Пожалуйста, читайте дальше. Читайте, - попросила она. - Вы вспомните.
Она как бы внушала мне, но у меня даже любопытства не было. Ничего не
отзывалось. Пустые, давно закрытые помещения. После смерти жены я перестал
вспоминать. Преданность вспоминательному процессу вызывала у меня
отвращение. Пышный обряд, от которого остается горечь.
"...Молодость, как гордо звучит это слово. При любой обстановке она
требует своего и заставляет человека испить хоть маленькую дозу своего
напитка. Жанна, я самый обыкновенный парень, это нас должно еще больше
сблизить, конечно, если вы ничего не имеете против. Несколько слов о себе.
Родился в 1918 году. До войны работал проектировщиком. Проектная работа -
мое любимое дело. Время проводил весело. Лучшим отдыхом были танцы. Музыка
на меня действует сильно. В саду летом, в клубе зимой меня можно было
встретить неутомимо танцующим вальс "Пламенное сердце", польское танго,
шаконь и другие модные танцы. В общем, люблю жить, работать и отдыхать.
Жанна, прошу выслать фотокарточку, как та, которую я видел у Аполлона. Жду
ответа, с Вашего позволения шлю воздушный поцелуй. Борис".
Конверт розовенький, на нем слепо отпечатана боевая сценка - санитарка
перевязывает раненого бойца. Такие конвертики и я посылал. Почему рисунок
этот должен был успокаивать наших адресатов - неясно. Штемпель - май сорок
второго года.
Та блокадная весна... Молодая, неслыханно-зеленая трава на откосе.
Солдаты наши лазали за ней, варили в котелках крапиву, щавель, одуванчики,
жевали, сосали сырую зелень расшатанными от цинги зубами, сплевывали
горечь. Слюна была с кровью. Вспомнилась раскрытая банка сгущенки. Она
стояла на нарах, после обстрела в нее сквозь щели наката насыпался
песок... Крохотным стал круг, освещенный коптилкой. Со всех сторон
подступал полумрак, в нем двигались какие-то тени, безымянные призраки.
- Припомнили?
- Нет.