"Даниил Гранин. Все было не совсем так" - читать интересную книгу автора

наверстывали свои пробелы. Любовь, аборты, процесс изготовления детей,
проститутки, любовницы, измены, венерические болезни, менструации,
презервативы, онанизм - словом, "все о сексе", о чем в семье не полагается
"при детях".
Д. заработал авторитет, он выигрывал, когда из какого-либо ругательного
слова составляли новые слова - у него получалось больше всех.
Говорило ли это о его любви к языку, о его лингвистических склонностях?
Вряд ли. Заметьте, какое осторожное слово мы выбрали - склонности. Детство
редко дает возможность угадать что-либо о будущем ребенка. Как ни пытаются
папы и мамы высмотреть, что получится из их дитяти, нет, не оправдывается.
Все они видят в детстве предисловие к взрослой жизни, подготовку. На самом
же деле детство - самостоятельное царство, отдельная страна, независимая от
взрослого будущего, от родительских планов, она, если угодно, и есть главная
часть жизни, она основной возраст человека. Больше того, человек
предназначен для детства, рожден для детства, к старости вспоминается более
всего детство, поэтому можно сказать, что детство - это будущее взрослого
человека.
Арест отца
Как это произошло - помню плохо. Честно говоря - совсем не помню.
Должен был бы. Во всех подробностях, мне уже было тринадцать лет... Не
помню, видно, потому, что все годы старался избавиться, вытеснял.
Много позже я установил - начало было положено еще "Шахтинским делом",
затем "Промпартия". От крупных спецов перешли к мелким. Количество
выявленных вредителей ширилось. Стали брать всякую мелочь. И она тоже
вставляла палки в колеса. Из-за них никак не двигалось строительство
социализма. Такие, как отец, они тоже были чуждым элементом, не хотели
давать показания на своего начальника.
Мать не велела говорить в школе о том, что случилось. Отца выслали.
В Сибирь. Сперва в Бийск. Потом куда-то в тамошний леспромхоз. От него
приходили успокаивающие открытки. Приятно округлый почерк, читая, я видел
его руку в рыжих веснушках, с аккуратно обстриженными ногтями. Перед сном он
гладил меня. Проводил два раза от макушки до шеи. Мать никогда не гладила.
Теперь, без отца, я плохо засыпал.
Жизнь наша круто изменилась. Семья обеднела. Не стало деревенской
снеди, той, что привозил отец, - самодельные сыры, деревенское масло, грибы,
брусника. Довольствовались карточками, в магазинах вырезали талончики на
жиры, на консервы, давали селедку, крупы и "макаронные изделия".
Мать мчалась из одной очереди в другую. До позднего вечера работала за
швейной машинкой.
В нашем классе и с другими стало происходить похожее. Отцы исчезали...
Колбасьев, Канатчиков, Баршев... Нас оглушил арест отца Толи Лютера, любимца
класса. Лютеры жили на набережной, в большой шикарной квартире. Отец его
занимал какую-то высокую должность, ездил на казенной машине. Когда отца
арестовали, об этом объявили в газетах: "Враг народа..." Что-то было еще о
нем как о деятеле латышской компартии.
Когда я впервые прочитал у М. Горького про детство, я обратил внимание:
там не было отца. Я не понимал, как могло быть детство без отца, без
ощущения его присутствия. Это же встретилось у Л. Н. Толстого в его трилогии
"Детство. Отрочество. Юность". Только у Лермонтова я вычитал тоску по отцу:
Ужасная судьба отца и сына