"Джон Гриндер, Джудит Делозье. Черепахи до самого низа (Предпосылки личной гениальности) " - читать интересную книгу автора

информации. Эти факты ясно показывают неспособность наших политических
лидеров справедливо и обоснованно учитывать и примирять различия, ставшие
повседневной реальностью в Центральной Америке, Афганистане, на Ближнем
Востоке... различия, убивающие мужчин, женщин и детей, которые просто хотят
жить в мире. Все эти различия можно легко свести к различиям в
эпистемологии, которые все еще остаются неисследованными.
Эта книга написана под большим влиянием работ Грегори Бейтсона. И мы
считаем, что читателю было бы полезно иметь некоторое представление о той
ситуации, в которой он работал. Бейтсон был в высшей степени творческим,
синтетическим мыслителем. Говоря "синтетический", мы имеем в виду его
способность обнаруживать целостные паттерны, независимо от их содержания или
контекста. С неподражаемым изяществом он убедительно соединял то, что раньше
казалось совершенно несовместимым - и выявлял более глубокие и более
стройные структуры. Каковы же были эпистемологические позиции, на которые он
отозвался?
В XVIII веке возникли две классические эпистемологически
противоположные позиции. Одну из них выразил Юм, в британской эмпирической
традиции, а другую - Kaнт, в немецкой традиции идеализма. Вкратце, суть этих
позиций такова.
Основной организующий принцип эмпирической традиции был настораживающе
прост.
Нет ничего в разуме, что не пришло бы из органов чувств.
Эта позиция, сформулированная с такой предельной ясностью, кажется
раздражающе неполной. Так и есть - отсутствует контекст, в котором она
возникла. Если вы выросли в окружении, где ученые мужи горячо спорят,
сколько ангелов может уместиться на острие булавки, подобная эмпирическая
доктрина покажется вам глотком свежего воздуха. Недостаток этой позиции в
том, что она отрицает активное участие человека в создании опыта. И еще
более важно - она не в состоянии объяснить один из самых простых фактов
человеческого бытия: почему два человека, ставшие свидетелями одного и того
же реального события, впоследствии дают разные отчеты об этом событии. И чем
более подробными становятся их описания, тем больше возникает между ними
различий.
На другом полюсе этого противоречия находится Kaнт, который откусил
намного больше, чем смог прожевать и переварить. Суть знаменитого
кантианского решения в том, чтобы приписать каждому человеку набор
врожденных, генетически определенных категорий, посредством которых он
переживает мир. Дальше в этой книге мы называем эти категории фильтрами
восприятия. Конечно, наряду с врожденными категориями восприятия, Кант
признает огромное влияние непосредственного личного опыта. Но, к сожалению,
цена слишком высока; если наш опыт - результат действия глубоко скрытых
фильтров, не зависящих от реального мира, то наша способность познавать мир
быстро уменьшается, и мир становится все более зыбким.
Забавно, что на индивидуальном уровне позиция Канта приводит к таким же
неудовлетворительным последствиям, в том же вопросе о различиях в
восприятии, где потерпел неудачу Юм. Кант тоже не может объяснить различий в
восприятии, или ему приходится списывать их на патологическое
неврологическое развитие врожденных категорий. В любом случае, мы знаем, что
сказал бы на это Бейтсон: "Дрянная эпистемология!"
Оба эти эпистемологических подхода совершенно неудовлетворительны по