"Г.Грин. Десятый" - читать интересную книгу автора

сооружение в виде Эйфелевой башни. Шнур был пропущен через шахту лифта, а
лампочка ввинчена на последнем этаже. Может быть, других светильников нельзя
было достать в военном Париже, но не исключено, - кто знает? - что это и
было то самое изделие.
Трехсот франков в Париже надолго хватить не могло. Шарло сходил еще по
одному объявлению, но там потребовали документы. Тюремные бумаги хозяина не
устраивали.
- Таких за сотню франков можно купить хоть целую пачку, - сказал он и
отмахнулся от сложных немецких измерений. - Не мое дело - обмерять вам
голову и щупать шишки. Ступайте в ратушу и выправьте себе документы, -
посоветовал он. - Вроде вы парень толковый. Я оставлю место за вами до
завтрашнего обеда.
Но Шарло к нему не вернулся.
Полтора суток он ничего не ел, если не считать двух маленьких булочек.
Круг замкнулся, он снова пришел к тому, с чего начал. В лучах вечернего
солнца он бессильно привалился к какой-то стене, и ему даже почудилось
тиканье старого брегета в жилетном кармане мэра. Столько пройдено, столько
преодолено, и вот он снова у стены в конце гравийной дороги, и дальше пути
нет. Приходится умирать, а ведь вполне можно было бы умереть при своих и
никому не морочить голову. Он побрел в направлении Сены.
Между тем тиканье прекратилось, вместо него теперь, куда он ни
сворачивал, раздавалось какое-то шарканье с пристуком. Он слышал его, как
раньше слышал тиканье брегета. И понимал, что то и другое, вероятно,
галлюцинация. В конце длинной безлюдной улицы поблескивала река. Он
почувствовал, что задыхается, опять прислонился к стене и свесил голову,
потому что река слепила глаза. Он стоял у писсуара. Шарканье с пристуком
нагнало его и смолкло за спиной. Ну и что? Так же смолкли раньше часы. Не
станет он обращать внимание на галлюцинации.
- Пидо, - позвал чей-то голос. - Пидо.
Он поднял голову, посмотрел вокруг - никого.
- Ведь вы Пидо, верно? - настаивал голос.
- Где вы? - спросил Шарло.
- Здесь, где же мне быть! - Голос замолчал, потом произнес чуть не в
самое ухо, как внутренний голос совести: - У вас скверный вид. Хуже некуда.
Я вас с трудом узнал. Скажите, кто-нибудь придет?
- Нет.
В детстве в лесу под Бринаком верилось, что из куста, из высокого
соцветия, из-под древесных корней вот-вот раздастся голос, но в городе,
достигнув смертного срока, уже не уверуешь в говорящие булыжники мостовой.
Он опять спросил:
- Где вы? - и тут же подивился собственной тупости: из-под зеленой
загородки писсуара видны были ноги - черные, в полосочку брючины юриста, или
врача, или даже депутата и давно не чищенные ботинки.
- Я - мсье Каросс, Пидо.
- Да?
- Вот ведь как получается. Меня не поняли.
- Да.
- А что мне было делать? В конце-то концов, жизнь нельзя остановить. Я
вел себя исключительно корректно и держался на расстоянии. Уж кому и знать,
как не вам, мой бедный Пидо. Против вас, наверное, тоже выдвинуты обвинения?