"Сюзанна Грегори. Чума на оба ваши дома ("Хроники Мэтью Бартоломью" #1) " - читать интересную книгу автора

естественно, если он станет разыскивать ее. Почему бы не заручиться помощью
Майкла? Он не станет рассказывать ничего о мнимом оксфордском заговоре,
скажет лишь, что хочет найти Филиппу.
Радуясь, что займется чем-то полезным, Бартоломью вышел из комнаты и
поднялся наверх в каморку Майкла. Он толкнул дверь и увидел, что постель
монаха пуста. Два бенедиктинца, делившие с ним комнату, спали, один из них
то и дело вздрагивал, будто ему снился кошмар. Разочарованный Мэттью
развернулся, чтобы уйти.
Когда он уже закрывал дверь, на пол с одной из высоких полок спорхнул
клочок пергамента, подхваченный внезапным сквозняком от двери внизу.
Бартоломью подобрал его и пригляделся, пытаясь впотьмах разобрать слова. Они
были написаны твердым округлым почерком Майкла явно наспех - неровные буквы
расползались в разные стороны. "Печать, должно быть, еще в колледже. Поищу в
комнате Уилсона".
Бартоломью уставился на записку. Очевидно, Майкл написал ее, но не смог
передать адресату, или его потревожили, когда он писал. В любом случае, она
не оставляла ни тени сомнения в том, что Майкл имеет самое прямое отношение
к данному запутанному делу. У Бартоломью затряслись руки. Майкл вполне мог
быть тем самым человеком, который заплатил кузнецу, чтобы тот предостерег
его.
Записку вдруг выхватили у него из рук, и он ахнул от неожиданности. Он
так погрузился в свои мысли, что не услышал, как из комнаты напротив вышел
Майкл. Его лицо белело в темноте коридора. Оно было искажено яростью, и
монах с трудом сдерживался. Бартоломью не знал, что сказать. Он ведь не
рылся в комнате Майкла, не выискивал этот клочок пергамента, но у Майкла не
было никаких оснований ему верить.
Все объяснения были бессмысленны: что тут скажешь? Бартоломью
протиснулся мимо Майкла в коридор. Из комнаты напротив доносились
приглушенные голоса троих студентов, которые там жили. Должно быть, один из
них заболел и звал на помощь. Бартоломью заглянул в дверь и увидел, что
больной корчится на своем соломенном тюфячке, а его соседи с опаской смотрят
на него в дрожащем свете сальной свечи. Бартоломью пощупал лоб юноши и велел
двум другим перенести его в спальню коммонеров.
Потом он спустился к себе и закрыл дверь. Руки у него до сих пор
тряслись от испуга, который он пережил, когда Майкл выхватил у него записку.
Надо ли удивляться всему этому, учитывая крайне странное поведение Майкла в
вечер смерти Августа? Во время неприятного разговора с епископом выяснилось,
что у Майкла нет никакого алиби. Может, это он заколол несчастного Пола и
опоил коммонеров?
И что теперь делать? Рассказать Уилсону? Или канцлеру? Но что им
сказать? У Бартоломью нет никаких доказательств, кроме записки, да и от той
уже, без сомнения, осталась лишь горстка пепла.
Дверь медленно отворилась, и на пороге показался брат Майкл с
потрескивающей свечой в руке; Бартоломью остолбенел. Огонек свечи отбрасывал
по стенам мятущиеся тени, и монах в своих просторных одеждах казался еще
больше, чем обычно. Некоторое время он стоял на пороге молча. Бартоломью
почувствовал, как под ложечкой у него начинает холодеть от страха.
Все так же безмолвно Майкл закрыл дверь и приблизился к Бартоломью. Тот
стоял, сжав кулаки, и готовился отразить нападение. Бенедиктинец странно
улыбнулся и коснулся руки Бартоломью холодными и влажными мягкими пальцами.