"Сюзанна Грегори. Чума на оба ваши дома ("Хроники Мэтью Бартоломью" #1) " - читать интересную книгу автора

бедняге большое удовольствие. Винный погреб вашего мастера - предмет зависти
всех горожан, ты не знал?
Бартоломью и не подозревал об этом, и некоторое время они беседовали со
Стэнморами, пока тех не позвали дела. Бартоломью прикорнул в гостиной и
проснулся, лишь когда по двору разнесся цокот конских копыт. Он сел и
потянулся, протирая глаза и думая о том, что предстоит сделать. Потом
выглянул из окна и принялся мрачно смотреть на дождевые капли, падающие в
грязь. Он не мог понять, отчего на душе у него скребут кошки, хотя Филиппе
теперь ничто не грозило, а его родные не причастны к злодействам, творящимся
в университете.
Но университет все еще оставался в центре происходящего. Несмотря на
все, что он узнал за последние несколько часов, часть вопросов так и
осталась без ответа. Например, кто убил сэра Джона. Бартоломью знал причину
злодейства, но не продвинулся ни на йоту вперед в расследовании того, кто
это сделал. Было ли убийство сэра Джона, отравление Элфрита и похищение тела
Августа делом рук одного и того же человека? Бартоломью поскреб подбородок.
Кто убил сэра Джона ради печати, тот убил Августа и надругался над его
телом - также ради печати. Но почему Элфрит на смертном одре назвал имя
Уилсона? Бартоломью знал, что покойный мастер не убивал Августа, а раз так,
он не убивал и сэра Джона.
Мог ли это быть Элкот? Судя по сведениям пансионов, именно он был
шпионом в их рядах. Но был ли он убийцей? По словам Уилсона, в ночь его
вступления в должность Элкот был так пьян, что не заметил, как мастер
выскользнул из их общей комнаты, чтобы обыскать каморку Августа. Однако
предположим, что Элкот был не пьян, а просто притворялся. Тогда он тоже мог
встать и бродить по колледжу. Но Уилсон сказал, что Августа уже не было в
каморке, когда он добрался до нее, а до тех пор Уилсон с Элкотом находились
вдвоем.
Конечно, подумал Бартоломью, эти его заключения справедливы при
условии, что все говорили правду. Не исключено, что Уилсон и Элкот оба были
замешаны в деле и солгали, чтобы выгородить друг друга. Интересно, знал ли
Элкот о ночных визитах Уилсона к аббатисе и одобрял ли их? Бартоломью ломал
голову, стоит ли предупредить Элкота, что его письма перехватили. Он не
сомневался, что братья Стэнморы искренне верят, будто Элкота просто
дискредитируют, чтобы сместить с должности. Но, помня о сэре Джоне, Августе,
Поле, Монфише и Элфрите, сам он не мог быть в этом столь уверен.
Он думал об Элкоте - тщедушном, суетливом и мелочном. Хватило бы у него
сил так глубоко вонзить нож в грудь Пола? Мог бы он одолеть сэра Джона?
Бартоломью вспомнил, как Уилсон должен был подтянуться, чтобы пробраться в
люк на потолке, и о той неожиданной силе, с какой Майкл поднял его на ноги.
Быть может, он слишком много времени проводил со слабыми и умирающими и стал
недооценивать здоровых, чьи силы может подхлестнуть страх или отчаяние.
Чем больше Бартоломью думал, тем меньше понимал. Несмотря на все, что
ему удалось выведать путем подслушивания, из разговора с Филиппой и Абиньи и
стычки со Стэнморами, он до сих пор пребывал в недоумении. Вместо того чтобы
снять камень с его души, это заставило его беспокоиться о безопасности
родных еще сильнее. Абиньи ни на миг не задумался, что подвергает опасности
Эдит, когда пытался помочь Филиппе. Бартоломью подумал о том, что рассказал
ему Стэнмор об оксфордском заговоре, и задался вопросом: может ли
благополучие университета быть достаточной причиной для таких, как Яксли,