"Аласдер Грей. Пять Писем из восточной империи " - читать интересную книгу автора

помедлил, чтобы я успел поймать взглядом его наколенные повязки; потом он
ударил в гонг, и мы двинулись к дому совещаний.
Мы шли целый час, но я готов был идти хоть целый день. Усталость была
мне столь же неведома, как падающему на землю камню. Я чувствовал себя
собранным, сильным, но в то же время умиротворенным. Поверхности под нашими
ногами становились все богаче и обширней: инкрустированные и мозаичные полы,
бронзовые и медные пороги, ковры тонкой работы, шкуры редких животных. Судя
по раздававшемуся некоторое время плеску большой реки или озера, мы миновали
еще один мост. Наконец провожатый ударом в гонг дал сигнал приостановиться,
и я почувствовал, что перед нами открывается двустворчатая дверь. Мы
двинулись сквозь полумрак к яркому свету. Провожатый просигналил конец пути,
и его ноги
исчезли из моего поля зрения. Раздался скрипучий голос бессмертного
императора:
- Добро пожаловать, мои поэты. Чувствуйте себя как дома.
Я поднял глаза и сразу увидел коллегию верховных наставников. Они
сидели на мягких скамеечках у края возвышения, огибавшего нас дугой, как
берег залива. Благодаря возвышению их лица оказались вровень с моим, хоть я
стоял во весь свой рост. Раньше я видел только некоторых из них, но каждого
из двадцати трех можно было легко узнать по регалиям. У верховного
наставника по водному хозяйству вокруг ноги обвивалась серебряная дренажная
труба; верховный наставник по общественному спокойствию держал
церемониальную булаву; у верховного наставника по истории на запястье сидело
чучело попугая. В середине восседал верховный наставник по этикету и держал
императора, который был ростом в две ступни. Голова и свисающие в рукавах
руки были нормального размера, но тело в алом шелковом балахоне было,
по-видимому, деревянной чуркой. Лицо у него было из папье-маше, покрытого
лаком, но разговаривал он при этом бодро и оживленно. Его стали передавать
из рук в руки, и в это время он молчал; достигнув крайнего слева верховного
наставника по водевилям, он произнес:
- Да уж, смутил я вас. Для начала беседы надо бы мне вас растормошить,
особенно тебя, Тоху, а то ты, глядючи на меня, так шею вытянул, что неровен
час сломаешь. Хочешь, шутку скажу, Тоху?
- Да, государь, ха-ха-ха! Да, государь, ха-ха-ха! - стал выкрикивать
Тоху в припадке истерического хохота.
- Да тебе, видать, и шутка не нужна, - сказал император. - Ты и так уже
весело смеешься!
Я понял, что это и есть императорская шутка, и издал короткий вежливый
смешок. Я знал, что император не человек, но увидев, что он неживой, я был
поражен настолько, что церемониальные слезы не заструились по моим щекам при
звуке его голоса. Возможно, это было и к лучшему, потому что Адода все равно
не смогла бы их собрать - не дотянулась бы. Император тем временем перешел к
верховному наставнику по истории и произнес доверительным тоном:
- Ты можешь задать мне вопросы о личном, Боху.
- Государь, ты всегда был куклой? - спросил я.
- Я и сейчас еще не совсем кукла, - ответил он. - Череп и кости рук у
меня вполне настоящие. Остальное выварили врачи пятнадцать лет назад во
время операции, которая сделала меня бессмертным.
- Больно было становиться бессмертным?
- Я ничего не почувствовал. Тогда я уже впал в старческий маразм, а до