"Аласдер Грей. Пять Писем из восточной империи " - читать интересную книгу автора

много слоев желтого лака и так хорошо их отполировала, что проходивший мимо
член сословия почетных гостей
решил, что они сделаны из янтаря, и пожаловался в полицию на нашу
расточительность. Но судья рассудил по справедливости, и все в конце концов
обошлось.
Мама всегда хотела, чтобы я красиво выглядел. Тебе, папа, было все
равно, как я выгляжу, и ты ненавидел болтовню, особенно со мной, но зато ты
научил меня держаться на воде, когда мне не было и двух лет, и брал меня в
свой ялик, когда плавал по сточному рву. Я помог тебе выловить множество
дохлых собак и кошек, которых ты потом продавал садовникам на удобрение. Ты
хотел, чтобы я нашел мертвого человека, и говорил, что те, кто имеет дело с
трупами, реже умирают от заразных болезней. И я действительно его нашел -это
был труп мальчика моего возраста, но мы не стали его продавать садовникам, а
закопали в безлюдном месте. Я удивлялся тогда, почему мы так сделали, - ведь
нам нужны были деньги на арендную плату. В другой раз мы нашли труп женщины
с поясом и браслетом из монет. В тот год в старой столице творились
непонятные вещи. Время от времени в каналах находили трупы почетных гостей,
и император велел поджечь юго-восточные трущобы. Я никогда не видел, папа,
чтобы ты так странно себя вел. Ты потащил меня на ближайший рынок (повсюду
стоял запах гари) и взял напрокат самого большого воздушного змея и упряжь.
Неся змея по длинной улице к восточным воротам, ты - с твоей-то ненавистью к
разговорам - беспрерывно что-то кричал твоему брату, священнику, который
тебе помогал. Ты сказал, что всем детям, не только детям почетных гостей,
надо разрешить полетать, пока они еще легкие. На вершине холма, когда ты
начал затягивать ремни, я испугался и стал вырываться; наконец дядя посадил
меня себе на плечи под этим огромным парусом, ты взял конец бечевки, и вы
оба побежали вниз по холму, навстречу ветру. Я помню могучий рывок - и
ничего больше.
Очнулся я на спальном коврике у очага, в освещенной его огнем комнате.
Все тело ныло и саднило, но ты, мама, нежно гладила меня, стоя на коленях, а
когда увидела, что я открыл глаза, ты вскочила и с криком кинулась на отца,
сжимая в руках вязальные спицы. Он не сопротивлялся. Потом вы любили друг
друга подле меня в колеблющемся свете пламени. Видеть это мне было отрадно.
Еще мне нравилось смотреть, как рождаются дети, особенно моя любимая
светловолосая сестренка. Но через два года в трудную зиму вам пришлось
продать ее купцам, чтобы расплатиться за дрова.
Вы дали мне именно то воспитание, какое нужно поэту, но сами, видимо,
этого не понимали, потому что в мой пятый день рождения, когда вы повели
меня в академию гражданской службы, у меня под мышкой были счеты и
квадратная грифельная доска будущего казначея, и я думал, что меня будут
отпускать на ночь домой. Но экзаменатор попался проницательный, и, ответив
на его вопросы, я был отправлен в школу классики закрытого литературного
отделения, и вы никогда больше меня не видели. А я видел вас однажды - то ли
неделю, то ли год спустя. Начинающие шли через сад из зала барабанной игры,
где нас учили ритму, в шахматный зал, где нас учили логическому мышлению. Я
тащился позади всех, а потом скользнул сквозь заросли лавра к ограде и
выглянул наружу. На дальней стороне канала с чистой водой я увидел маленькие
фигурки мужчины и женщины - они стояли, всматривались. Даже с такого
расстояния я различил розовый цветочный узор на алых рукавах лучшего
маминого платья. Вы не могли меня видеть, и все же целую минуту или, может