"Аполлон Григорьев. "Гамлет" на одном провинциальном театре (Из путевых записок дилетанта)" - читать интересную книгу автора

танцевала с неизменно настроенной улыбкой и с казенными фразами на устах,
танцевала прекрасно - с целию найти мужа.
- Барыня-то заболела, что ль, бог ее ведает, только что с неделю
позажилась здесь, - продолжал половой, и понес целую историю.
Я не слушал.
- И дался тебе этот "Гамлет", матушка, - послышался за стеною резкий
голос, - уж ты и в Москве-то мне им надоела; вот дело другое - "Морской
разбойник", {3} ну, того бы я и сама еще посмотрела.
Я не знал еще, в чем дело, но слово "Гамлет" заставило меня ждать с
нетерпением ответа.
- Да ведь скучно же сидеть здесь, - послышался голос дочери.
У меня отлегло от сердца... я так и ждал восклицания "ах" и "прелесть,
душка Гамлет", - что расстроило бы меня на два дня с половиною. О лучше, в
тысячу раз лучше эта наивная жалоба на скуку, чем наклеивание на себя
вздорной сентиментальности и восхищение тем, чего не понимают! Я готов был
благодарить эту девочку за ее ответ, за то, что она не взяла его целиком из
какого-нибудь серобумажного романа.
- Да ведь я тебе говорю, Леночка, что вот как только приедем в
Петербург, Фома Ильич достанет ложу в итальянскую оперу: он уж обещал, он
человек значащий.
- Хорош ваш Фома Ильич! - отвечала дочь с ребяческою досадою.
- Бог тебя знает, кто у тебя хорош; все дурны... Эх, Леночка, говорю я
тебе всегда: не плюй в колодец...
Я заткнул уши; нервы у меня очень слабы, и всякий диссонанс действует
на них слишком неприятно.
Но между тем любопытство заговорило во мне, я стал опять слушать.
- Ну поедем, поедем, - послышался опять голос матери, - ты знаешь, что
я с тобой не могу совладеть.
Это откровенное признание мне очень понравилось, - я порадовался за
дочь.
- Так пошлите же скорее взять билет! - сказала дочь.
- Успеем еще... ты думаешь, здесь Москва, что ли? - отвечала мать.
Билет! значит, здесь театр, значит, здесь дают "Гамлета", подумал я, -
отчего же и мне не пойти в театр? ведь уж все равно; я столько раз был
терзаем разными профанациями бессмертной трагедии, что быть еще раз
истерзанным вовсе ничего не значит. Решено - иду в театр.
Я кликнул полового.
- Есть здесь театр?
- Тиятер? как же-с! - отвечал он почти с улыбкою сожаления о моем
невежестве, - важнеющий!
- Вели мне взять ложу, - сказал я, отдавая деньги.
Половой ушел.
Разговор в соседней комнате прекратился: я закурил сигару и лег на
постель, в ожидании обеда.

II

Гамлет, Гамлет! Опять он появится передо мною, бледный, больной
мечтатель, утомленный жизнию прежде еще, чем успел узнать он жизнь,
отыскивающий тайного смысла ее безобразно-смешных, отвратительных явлений,