"Аполлон Григорьев. "Гамлет" на одном провинциальном театре (Из путевых записок дилетанта)" - читать интересную книгу автора

завыванием, воскликнул: "Жизнь! что ты? сад заглохший" - и сделал из этого
стона проклятия пошлую сентенцию; а в заключение, при словах: "Еще и
башмаков она не износила", показал на свои собственные башмаки!!! Масса
разразилась оглушительным рукоплесканием. Слова: "Но сокрушайся, сердце,
когда язык мой говорить не смеет", слова, которые должны быть сказаны
шепотом, полным глубокой горести, произнесены были с таким декламационным
пафосом, что показались смешны. Вошел Горацио; Гамлет грустный, в себе самом
замкнутый Гамлет, с первого слова, с умилительною нежностию повис у него на
шее - и потом d'un air goguenard {с насмешкой (франц.).} начал рассказывать,
как

Хозяйственное здесь распоряженье было,
От похорон осталось много блюд.
Так их на свадьбе поспешили съесть.

Масса театра разразилась смехом: она почуяла в этих словах,
опрофанированных дикциею актера, _свое собственное_, и единодушным смехом
наградила своего любимца, который, как она же, понял немножко в "курьезном
роде" эти ядовитые, грустные слова. "Друг, - продолжал он, -

Мне кажется, еще отца я вижу".

- Где, принц? - с наивно-комическим удивлением спросил его достойный
наперсник.

- В очах души моей, Горацио, -

отвечал любимец публики тоном героев повестей Марлинского, с их
азиятскими страстями. Таков ли должен был быть Гамлет, говоря эти слова?
Нет! его физиономия должна была принять выражение глубоко религиозного
благоговения, в его поднятых к небу очах должно было отразиться созерцание,
в его тоне должна была быть заметна мечтательность...
Друзья ушли. - Гамлет неестественно зарычал: "Тень моего отца в оружии"
и, кончивши монолог, побежал как сумасшедший. - Его вызвали. - Явился Лаэрт
с Офелиею, - Лаэрт был просто глуп, но Офелия - о, Офелия обладала
удивительно галантерейным обращением: какую тонкость, черт возьми, придала
она простому, детскому, полугрустному, полушутливому вопросу: "Не более?!".
- Какой тон, сентенциозный тон сообщила она простым, ласкательно-ребяческим,
лукаво-милым словам:

Совет хорош, я верю, но, любезный брат,
Скажи, ты не походишь ли на тех,
и т. д.

Пришел Полоний, - он был хорош, потому что был прост и естественен;
зато его провожало и встречало гробовое молчание массы.
Декорация снова переменилась... Опять явился Гамлет - и в героической
позе остановился перед явившимся привидением и, вместо того, чтобы едва
слышным, прерывающимся, грудным голосом заклинать его, ревел, - так что
слова: