"Аполлон Григорьев. Один из многих" - читать интересную книгу автора

что никто не заботился о том, что они читают, да никто и не догадывался
никогда, что всякий вечер на полке поэтов библиотеки Сергея Петровича
недоставало одного тома.
Они любили друг друга и не умели говорить об этом друг другу: так это
казалось им просто и естественно.
Старик дед умер, когда Ване было пятнадцать лет с половиною, умер
спокойно, твердо, с иронической улыбкой на устах, пожавши руку полковника и
обратившись к своему питомцу с последними словами:
- Jean, je vous laisse mes livres... Frappez et on vous'ouvr... {- Жан,
я оставляю вам свои книги... Стучите и вам откр... (франц.).} Он не
докончил.
Званинцев не плакал - он уже не был ребенком. Он поклонился с глубокою,
стесненною скорбию этому гордому, еще более вытянувшемуся мертвецу,
поцеловал его сухую руку и, взглянувши на сжатые иронией уста, задумчиво
покачал кудрявой головою.
Деда зарыли. Зять поставил над ним колонку белого мрамора и окружил ее
акациями и кипарисом.
Шестнадцати лет Званинцева отвезли в Московский университет. Он усвоил
себе быстро верхушки современных знаний, но, возвращаясь на ваканцию к
опекуну, с любовию и жадностию бросался за старые книги деда.
Опекун над ним смеялся... Званинцев молчал на эти насмешки.
Характер его развивался быстро. Он был горд и непреклонен, но
обаятельно вкрадчив. Все повиновалось ему от товарищей по университету до
самого Сергея Петровича включительно.
Но, возвращаясь домой по окончании курса наук, он нашел Сергея
Петровича больным и умирающим... Из полученных отчетов по своему имению он
увидал, что ему жить почти нечем. Имение Сергея Петровича в последние годы
тоже расстроилось окончательно от неудавшейся плодопеременной системы, и
этого расстройства не могла поправить скупость Анны Николаевны, потому что
она простиралась только на сбор талек льну. {10}
Сергей Петрович, умирая, взял руку рыдавшей дочери и положил в руку
Званинцева. Потом он показал на них глазами жене.
Званинцев горько улыбнулся, но взял руку Мари!
Справили похороны, съехались соседи и дальняя родня. За заупокойным же
столом один дядюшка Мари по матери, бывший лицом очень важным в губернии,
предложил ему протекцию по службе.
Званинцев отказался - он не любил почему-то службы.
- Что же ты будешь делать, Иван Александрович? - с видимым
неудовольствием спросил дядюшка.
- Не знаю, - сухо отвечал он и после обеда тотчас же ушел во флигель.
А на другой день ни его, ни дедовских книг не было уже в Скарлатовском.
Его не упрекали... о нем не говорили. Анна Николаевна вообще его не
жаловала: - Гордым бог противится! - говорила она всегда.
Мари - не плакала. Она была тоже слишком горда.
Через год она вышла замуж за молодого соседа их по имению,
университетского товарища Званинцева.
Почтенный дядюшка обещал Воловскому протекцию даже в Петербурге, если
бы понадобилось.
В эпоху нашего рассказа Воловский занимал видное место в Петербурге и
получал значительный доход с своего и жениного имения, которые оба он