"Аполлон Григорьев. Один из многих" - читать интересную книгу автора

флеровой3 мантильей, и потому я могу сказать несколько слов о ее лице, но и
то только несколько слов; черты этого лица были слишком тонки, даже до
болезненности тонки; не одна природа так ярко очертила эти синие жилки на
прозрачном облике, не одна природа так фосфорически осветила эти голубые
большие глаза, создала эти бледные длинные худые пальцы, сообщила что-то
мягкое, сладострастное и вместе утомленное положению этого слабого тела.
- Который час, Жорж? - обратилась она усталым тоном к сидевшему подле
нее мужчине.
При звуках этого голоса, как-то странно, как-то ребячески резкого,
незнакомец, неподвижно смотревший в окно, невольно полуоборотился.
Тот, к кому относился вопрос, достал часы из кармана жилета и,
поглядевши на них, сказал:
- Huit heures et demie, Marie. {- Полдевятого, Мари (франц.).}
Дилижанс тронулся. Незнакомец стал барабанить пальцами по стеклу
кареты. Молчали только он и его соседи. Все остальное рассуждало довольно
шумно о новом начальнике отделения и о счастии семейной жизни.
Незнакомец сидел неподвижно, грустно смотря на мелькавшую перед ним
бедную петербургскую природу.
- Мне душно, Жорж, - сказала опять его соседка мужчине, который, по
всем вероятностям, должен был быть ее мужем.
Незнакомец, предупредивши ответ его, машинально опустил стекло кареты.
В эту минуту он оборотился совершенно, и при первом взгляде на него тот,
которого женщина звала Жоржем, почти вскричал:
- Званинцев!
Незнакомец спокойно протянул ему руку с тою же неизменною, сжатою
улыбкою, хотя глаза его засветились на минуту ярче обыкновенного.
- Ты ли это? какими судьбами? - продолжал с радостью Жорж.
- Судьбами очень простыми, - полушутливо отвечал Званинцев; - скорее я
вправе спросить тебя... - Он не договорил и взглянул на его жену, но взгляд
этот был так быстр, что мог быть замечен только той, к кому он относился.
Что касается до нее, она слишком заметно вздрогнула в первый раз, когда
муж ее произнес фамилию незнакомца, и, бледная, как бы еще более ослабевшая,
сидела, склонивши голову. Только украдкою, на лету почти, был пойман ею
беглый взгляд Званинцева, и потом она снова потупила в землю свои яркие
глаза.
И что-то странное отяготело над этими тремя лицами, отяготело даже над
мужем, которого веселое восклицание сменилось принужденной, суетливой
радостью, и самый невнимательный наблюдатель прочел бы целую, может быть,
давно минувшую повесть на этих трех лицах, на суровом, грустном, гордом челе
Званинцева, в болезненно светившихся из-под опущенных ресниц глазах женщины,
в неловких, несвязных речах ее мужа.
- Вот моя жена, Званинцев, - сказал наконец муж с натянутою улыбкою, -
вы, надеюсь, знакомы?
Званинцев молча наклонил голову так, что это было вместе и
утвердительным знаком и поклоном.
Она на него взглянула... В скорбном ее взгляде отразился тяжелый упрек.
Но Званинцев встретил его покойно. Глаза его бестрепетно впились в нее,
- и она опустила взгляд первая.
- Как же тебе не стыдно, Званинцев? - начал муж, но замялся, встретив
его спокойный, неподвижный взор.