"Аполлон Григорьев. Мои литературные и нравственные скитальчества" - читать интересную книгу автора

ученых, как Погодин и Шевырев, из выделившихся по серьезности закваски
аристократов, как Хомяков, тогда еще только поэт, и Киреевский. Эта
немногочисленная кучка, выступившая на поприще деятельности блистательною
статьею И. В. Киреевского {11} в альманахе "Денница" и сосредоточившаяся в
"Московском вестнике", тяготея по преимуществу к Пушкину и отчасти к
Жуковскому, связана с кругом аристократов литературных, но находится в самых
неопределенных отношениях к старцам-котурнам и старцам-бланжевым чулкам:
почтение к преданиям связывает ее с ними, культ Пушкина разъединяет. Но зато
в одном она с ними вполне сходится - во вражде к Полевому. Аристократы
литературные и сам Пушкин держатся в стороне от этой борьбы. {12} Даже
стихотворения Пушкина и его друзей появляются временами в плебейском
"Телеграфе", но старцы и уединенный кружок свирепствуют.
Нельзя было бы ничего неприличнее, с нашей теперешней точки зрения,
вообразить себе той статьи, которой разразился против "Истории русского
народа" редактор "Московского вестника", {13} если бы еще неприличнее не
были статьи против нее в старческом "Вестнике Европы". {14}
Повторяю, что с нашей теперешней точки зрения все эти вражды и
беснования литературные - дело непонятное. Еще непонятнее оно будет с
знанием личностей деятелей... Автор "Истории русского народа" был Полевой;
редактор "Московского вестника" - Погодин.
Шашки представляются вовсе не в нормальном порядке лет за тридцать
назад. Из-за чего враждовалось до пены у рту?.. Купец Полевой, отзывчивый на
все веяния современной ему жизни, был, однако, вовсе не западник, а вполне и
в высшей степени русский человек и менее всего отрицатель идей народности. С
другой стороны, Погодин был всегда демократ до конца ногтей - и что было
делить ему с другим демократом, Полевым? {15}
Да, вот так это нам теперь кажется, что нечего было делить. В течение
тридцати лет шашки несколько раз смешивались и переменяли места, и много
перестановок тут было для установки сколько-нибудь правильных их взаимных
отношений.
Теперь нам легко произносить суд над тем или другим деятелем, равно
легко и смеяться над посвящением "Истории русского народа" Нибуру, {16}
который, конечно, не мог ее прочесть, и смеяться, с другой стороны, над
культом, который совершаем был Карамзину его последователями, людьми
жизненно, сердечно и душевно пережившими "веяние" карамзинской эпохи и след
этого веяния сохранившими на себе многие десятки лет: так, значит, оно было
сильно...
Ведь и Полевой, несмотря на свою последующую, несчастную и
обстоятельствами вынужденную драматическую деятельность, {17} и Погодин,
несмотря на увлечения его страстной и неразборчивой насчет средств выражения
природы, - борцы честного, высокого дела, борцы, которым много простится,
ибо "они много любили"... Ни тот, ни другой не были виноваты в том, что,
захваченные разными "веяниями", они враждебно стояли друг против друга,
равно как не виноваты были в том же впоследствии славянофильство и
Белинский.
Но за тридцать лет назад факты были таковы, что купец был
представителем современных, так сказать, животрепещущих интересов жизни или,
коли хотите лучше, тогдашнего марева жизни и что враги его казались тогда
большей части молодого поколения людьми отсталыми. Что за дело, что
передовой скоро "сбрендил" до непонимания высшей сферы пушкинского развития