"Аполлон Григорьев. Мои литературные и нравственные скитальчества" - читать интересную книгу автора

{18} и что отсталые шли неуклонно вперед и выродились наконец в явно
торжествующее во множестве пунктов славянофильство... Факты, повторяю я,
представляются за тридцать лет в вышеизложенном положении, и такое их
положение мы должны взять за исходный пункт, если хотим как следует понять
ту бывалую пору.
Да вот! Я недаром, например, упомянул о таких памятниках известных
литературных эпох, в которых они, т. е. эпохи-то, являются перед
наблюдателем нараспашку, как с постели встали.
В "Телеграфе" 30-го года, именно в томе 35-ом (я нарочно сверился в
Публичной библиотеке, только забыл записать страницу), вы, просматривая
отдел смеси, встретитесь с статьями о театре, подписанными буквами В. У., и
сами натолкнетесь невольно на большую сравнительно с другими статьями статью
- о мольеровском "Скупом" {19} в русском переводе и в русской сценической
постановке... Если вы не будете читать между строками, вы ничего не поймете
в этой бойко, умно и с ужасным азартом написанной статье. Продергивается в
ней, и притом совершенно нещадно - до цинизма современных нам
"абличительных" изданий, {20} - какой-то барин, член всех возможных клубов,
неизменный партнер вистов и бостонов, имеющий знакомство в кругу
литературной и литературно-официальной знати, а между прочим, из
дилетантизма и от нечего делать удостаивающийся заниматься театром и
литературой вообще и даже весьма исполненный претензий в этом деле,
придающий себе и своим занятиям немалое значение. Затем разбирается перевод
мольеровского "Скупого" до придирчивости бранно и до брани придирчиво. И для
не посвященного в литературные мистерии той поры очевидны два факта: 1) что
"продергиваемый" барин и есть именно самый-то переводчик "Скупого" и 2) что
азартно-желчная, кровавая статья - результат долгой, упорной, и глухой, и
явной борьбы между партиями.
Чтобы разом показать вам, в чем дело, в чем суть статьи, я только
назову вам имена автора азартной статьи и переводчика "Скупого" - да отошлю
вас за справкою к одной весьма легко приобретаемой книге.
Переводчик мольеровского "Скупого" - С. Т. Аксаков. Фельетонист
"Телеграфа" - В. А. Ушаков. Книга, к которой я отсылаю вас - "Собрание
разных театральных и литературных воспоминаний" Аксакова. {21}
И Сергея Тимофеевича Аксакова и его книги вообще - вы, вероятно,
знаете, если вы только не ограничили свои чтения известными пятью умными
книжками, да и в этом случае вы все-таки о них хоть слыхали. Но Василья
Аполлоновича Ушакова, написавшего одну только замечательную, да и то в ту
пору "замечательную" вещь, повестушку "Киргиз-Кайсак", {22} вы, если вы
пятикнижник, совсем не знаете, да и, пожалуй, погордитесь сейчас же таким
незнанием; если же вы - ни рыба ни мясо, т. е. ни мы, люди бывалой поры, ни
люди новейшего пятикнижия, то имя это припоминаете смутно, вместе с
серовато-грязноватой оберткой какого-либо учебника российской словесности
времен минувших - ну, хоть милого учебника г. Георгиевского, {23} что ли,
восторгающегося равно и "Борисом" Пушкина и "Тассом" г. Кукольника, -
учебника чрезвычайно назидательного, как факт победы, совершенной понятиями
романтической эпохи тридцатых годов, учебника, который совместил изумительно
и самые застарелые основы эстетических учений "симандры" {24} и критические
взгляды Полевого - и даже подчас целиком вносил на свои страницы свист
Сенковского-Брамбеуса... {25}
И потому я прежде всего обязан сказать вам, что Василий Аполлоноеич